— Поехали, а то опоздаем. Теремной мост в час десять разводится.
И они помчали против речного течения, переваливаясь через барашки волн. Мимо проносились уставленные домами набережные, в лицо бились брызги, а демисезонные куртки, прихваченные из дома, уже не казались такими ненужными тёплой июньской ночью. Небо догорало спелым фруктом, свежесть и тина наполняли речной ветер, а справа и слева от их яхты спешили другие судёнышки — и все к одному месту. Полина гулко засмеялась, когда муж умело прошёл под низким решетчатым мостом, а Венедикт Карлович предупредил сына:
— Осторожно, Юра, берегись опор.
— Я вижу, папа, — чуть обиженно отозвался тот. Но Полина наградила мужа одобрительной улыбкой — таким водителем он ей нравился куда больше.
На большой реке у Теремного моста уже колготились лодки и кораблики. На многих из них горела подсветка и гремела поп-музыка, где-то танцевали подвыпившие люди, мерцали сигнальные огоньки, напоминающие рассказы о болотных призраках.
Стрелка утопла фасадами в запоздалом закате, а небо у запада оставалось сиять нектариновым, подпирая глубокий синий — день никак не уступал место ночи. Лодки качались с боку на бок, суетились нетерпеливо, Полина тоже ждала. И вот, через пару минут после того, как по мосту прошли последние люди, над Стрелкой заиграл Полёт Валькирии². Теремной вспучил пролёт и принялся горбиться. Его фонари расходились в разные стороны, а промежуток между частями опор становился всё явственнее.
— Смотри, разводят! — потянул Полину за рукав куртки Боря.
— Да, вижу, очень красиво, — шепнула она, поражённая зрелищем.
Люди на лодках вокруг неё радостно завыли и повытаскивали телефоны — скоро всё пространство реки наполнилось сонмами голубых квадратиков с одной и той же картинкой едущих в стороны и вверх парапетов с красными габаритными огоньками. Полина не снимала. Зачем, если можно уговорить Юру доехать и увидеть это вживую?
«Нет, не надоест», — подумала Полина, улавливая чутким слухом партию гобоя среди прочих инструментов оркестра.
На фоне зари мост выглядел беззлобным колоссом, раскрывшим объятья для крепости с золотым шпилем. Это было настолько потрясающе, что Полина не заметила, как прослезилась, а её щёки устали держать улыбку. На миг она перекинулась вниманием на Юру, думая, что муж тоже смотрит на мост. Но Юра неотрывно смотрел на неё. Огни яхты так легли на его лицо, что один глаз лучился нежным любованием, а другой, погружённый в полумрак, источал дьявольскую, запредельную холодность. Снова это пугающее искажение… Кажется, Полина так неожиданно нахмурилась, что Юра отвёл взор к плещущимся под ними волнам.
Венедикт Карлович тем временем, тихо посмеиваясь, болтал с кем-то по телефону. Егоза Боря доломал момент, толкнув брата.
— Погнали к Тройницкому, а то не успеем!
И правда, великая армада зрителей как в атаку сорвалась с мест и на всех невидимых парусах помчала вверх по течению, взбивая реку моторами. Юра ухватился за штурвальное колесо, но Венедикт Карлович, сбросив вызов, стянул его плечо своей ладонью.
— Позволь мне вести, Юра. Здесь слишком оживлённо.
— Я способен справиться! — со сдержанным раздражением отозвался тот.
— Я понимаю. Но так будет лучше. Побереги жену и семью. Чтобы не сталось нам бежать с тонущего корабля.
Альбрандты встретились взглядами, беспокойный Юрин и твёрдый, повелительный — его отца. Следом Юра передал Венедикту Карловичу штурвал и, уязвлённый, сел рядом с Полиной.
— Дай я вырулю, папа! — подскочил Борец.
— Давай вместе.
Венедикт Карлович поставил младшего сына вперёд себя, положил руки поверх его на штурвал и повёл яхту к следующему мосту, уверенно маневрируя между прочих лодчонок. Полина снова и снова заметила, что у отца Альбрандтов не достаёт пальцев — на левой кисти целого мизинца и части безымянного, на правой — указательного. И где только потерял? Но он довольно ловко обращался с лодкой, уча сына. Азарт играл на свежем Борином лице, а его волосы красиво развевались по ветру.
Юра выругался одними губами. Полина вопросительно глянула на мужа, а тот в ответ скривился. Альбрандты никогда не уличались ею в злобе или дурном отношении, но того, что они сторонились балясненской гостьи невозможно было не заметить. И в целом — вели себя с ней сдержанно и осторожно. Словно имели за душами много такого, о чём стоило помалкивать. Даже перед снохой. И не только это.
Полина с собравшимся вновь у сердца комком отравляющей горечи подумала про субботу. При распределении смен на работе она всегда брала субботы рабочими днями. Но сейчас циклиться на этом не хотелось. Юра был рядом, его родные окружали галантной заботой, и терять очарование момента было глупо.
«Нужно наслаждаться жизнью, — уговорила себя Полина. — Всё равно уже ничего не поменяешь. Мы женаты и…»
Слово «счастливы» и в мыслях не смогло оформиться так, чтобы в него поверить. Внешне, так, чтобы легкомысленно — казалось, предпосылок к печали не было.
Но Полина не отличалась легкомыслием, хоть и совершала время от времени отчаянные поступки. Она успела покрутить колечко на пальце прежде, чем Боря крикнул:
— Пошёл! Пошёл наверх!
Тройницкий мост поднимал в знак почтения перед городским судоходством крайний пролёт — длинный, сложно представить, какой тяжёлый, и он шёл вверх так грациозно плавно, будто бы расцветал 'царицей ночи’³.
— Ты знаешь, — шепнул жене на ухо Юра. — Один шутник-байкер нарисовал на мосту краской огромный член. Да так, что долгое время никто стереть не мог. Мост поднимался вместе с ним. Он до сих пор виден.
— Чиво?
Юра умел отвлечь от невесёлых дум. Насладился замешательством Полины и добил фактом:
— А вообще, Тройницкий мост так называется потому, что его строили Трое.
— Юрий, какие Трое, что ты несёшь? — не выдержал даже Венедикт Карлович.
— Трое Великих, папа, — задетым тоном просветил его сын. — И не знать об этом для невчанина — неприлично.
Венедикт Карлович ничего не ответил, но пшикнул, как собравшийся отъехать от платформы поезд, и улыбнулся Полине.
— Они тройничок мутили просто, — ни с того ни с сего ляпнул Боря, следя меж тем за фарватером.
— Борис!
¹ — на санскрите это слово означает приветствие.
² — бессмертное творение Рихарда Вагнера.
³ — изумительной красоты тропический кактус в Ботаническом саду Санкт-Петербурга. Цветёт всего раз в году и благоухает на всю оранжерею.
5. Суббота
— Ну, пока, Полюстра. Не скучай тут без меня, послезавтра вернусь.
Даже не притормозил в дверях. Не обернулся, не дрогнул, пока забирал из прихожей сумку. Вылетел вон и растворился в белом шуме ночи. Как будто так и надо.