Батальон ринулся из деревни. Кадермат бежал вслед за Соболевым, хотя тот кричал, чтоб не сбивались в кучу, рассредоточивались по всей ширине поскотины. Но каждому хотелось поскорей достичь спасительной чащи, которая, как оказалось, таила главную опасность. Кадермат с ужасом увидел, что навстречу, гремя гусеницами и сотрясая землю, выползают немецкие танки, плюющие огнем. За ними показалась густая колонна мотоциклистов.
Самого страшного Кадермат и не видел почти: бежал, не спуская глаз со спины капитана Соболева. Люди падали, сраженные огнем, метались по полю. Некоторые повернули назад, в деревню, которая стала для батальона настоящей мышеловкой. Многие с диким воем, сжимая в руках гранаты, бросались на танки и погибали под гусеницами. А Кадермат бежал и бежал, стреляя на ходу в сторону мотоциклистов, что торопливо спешились и залегли, поливая бегущих автоматными очередями…
Перед самым лесом, в кустарнике, Кадермат потерял из виду капитана Соболева. И уже в сумерках, забившись один в густую чащу, Кадермат заплакал. Не от радости; что целым пробежал сквозь верную смерть, и не от страха. Плакал от горькой обиды, от позора, от горечи поражения, от жалости к самому себе. Плакал как мужчина, — глухо, мучительно рыдая, беззащитно и жалобно, как эта больная девочка Зубаировых…
В палатке мастера скоро стало спокойнее. По утрам буровики видели, что Райса развешивает пеленки, подходили; интересовались здоровьем малышки.
— Корью переболела…
Фархутдин удивленно хлопает ладонями по бокам:
— Ты скажи — даже дочь такого врача и такого мастера заболеть может!
— А голос крепкий объявился! — удивляется Кадермат. — Как у Зубаирова, когда он над нами строжится.
— Вы еще не слышали моего голоса! — улыбается Райса.
— Слышали, слышали! Еще как слышали-то! «Золотце», «иголочка».
— Неужели слышно? — краснеет Райса и убегает в палатку.
Не прошло и недели после выздоровления ребенка, как из соседней палатки стали доноситься совсем иные слова. Сначала Кадермат подумал, что это шутливый разговор, по когда поневоле прислушался — не будешь же затыкать уши ватой, черт возьми! — то понял: Зубаиров и Райса скандалят. Вот тебе и молодожены!
— Говорю же, ты должна уехать!
— Тебе тесно, что ли?
— Это рабочее место — понимаешь? Мы не на курорте!
— Что мне делать в Бугульме? Охранять квартиру и ждать тебя? Довольно. Долго охраняла уже!
— Глупая! Как тут жить в палатке с ребенком?
— Говори, что хочешь, но я не уеду!
Для Кадермата это было неожиданностью. Вот чудеса! Приехавшая на месяц в отпуск жена Зубаирова хочет остаться с ребенком на буровой!
Зубаиров же все уговаривает Райсу:
— Ты подумай головой, Райса, здесь ты никакой пользы мне не принесешь.
— А ты только о своей пользе думаешь. А обо мне ты подумал?
— Ты же пример другим показываешь! Глядя на нас, все они начнут жениться и везти на буровую своих жен. Ведь тогда разведка превратится в детский сад! И Ляльку мы тут загубим.
— Не уеду, и все! — со слезой в голосе кричала Райса.
Кадермат вообще-то решение Райсы нашел правильным. В самом деле, имея мужа, не должна же она жить вдовой! Скоро похолодает, начнутся дожди, разведчики, как обычно, переберутся в деревню, и будет теплая изба, какой-никакой, а угол. Немного бы терпенья мастеру, и все наладится. Да и о ребенке ему надо думать, а то что ж это за детство без отца? Кадермат ни за что не жил бы врозь с женой, имей он пусть не такую, как Райса, красавицу, а просто жену, лишь бы любила…
Кадермат с болью вспоминал свою Зумару. Она бросила Кадермата в самое трудное для него время. Нет, он не осуждал ее и осуждать не мог — Кадермат женился на ней, не решившись рассказать о своем прошлом. А разве шило в мешке утаишь?..
После женитьбы Кадермат не прожил в Баку и недели. Его отец, нефтяник-пенсионер, старый Имамутдин, спокойно сказал: «Сынок, уезжай-ка ты лучше отсюда. Мы, нефтяники, любим большую нефть, и она нас тоже. Вон в Башкирии открыли новое месторождение, и только там ты найдешь свою дорогу». Кадермат понял: в Баку, среди знакомых и родных, ему жизни не будет.
Вместе с Зумарой Кадермат приехал в Башкирию и сразу же устроился буровым мастером в одну из контор. Однако радость была недолгой — его потихоньку отстранили от работы, даже не удосужившись объяснить, в чем же конкретная вина Кадермата. Огорченная жена недоумевала, и тогда-то Кадермату пришлось признаться во всем. Зумара была потрясена. «Почему же ты этого не сказал мне раньше, почему скрыл?» — плакала она, заламывая руки и дергая себя за волосы.