Этих слов Валентин уже не выдерживает. Вскакивает, быстро приносит из палатки потертый номер «Огонька» и, взволнованно тряся белокурым чубом, тычет в нос Фархутдину:
— Ты посмотри, посмотри!
Буровики уже не в первый раз начинают рассматривать девушку в косынке, с рюкзаком за плечами и геологическим молотком в руках. Журнал переходит от одного к другому, каждый хочет подержать его подольше и сказать свое слово:
— Хорошая девушка. Такую — стоит поискать!
— Дай-ка и мне глаз положить…
— Нет, ты посмотри на взгляд!
— Да, гордовата, а так ничего…
— Отличные фары! И шасси крепкие, — говорит верховой Назип, потому что служил в авиации. — Вроде, и фюзеляж подходящий…
Тин-Тиныч свирепо вырывает у него из рук журнал и уносит в палатку.
— Это ведь кому как, — Фархутдин делает еще одну попытку завладеть аудиторией. — Может, есть какой-то особый вкус и в заочном знакомстве. Тин-Тиныч ушел? Ага, появился! Ну, слушай тогда, не хмурься. Другой мой армейский дружок решил тоже познакомиться с девушкой. Увидел в газете имя, фамилию и написал письмо. Почему не познакомиться? Передовая ткачиха, комсомолка, к тому же земляки — он призывался оттуда же, из Орехова-Зуева. И пришла на фабрику после десятилетки из знакомой ему школы. То есть какое-то будущее намечалось. Вот они и начали переписываться. А парень-то с башкой, исподволь ее словами берет. Кажется, со временем и понравились они друг другу по-хорошему. Показал он мне однажды ее письмо — такое рассудительное и душевное, что я бы сам не прочь, как говорится. Ладно. И вот парень посылает свой снимок со значками — парашютист и так далее. Попросил и ее фотографию. Пришло письмо с пометкой: «Не сгибать!» Когда он взял в руки фото, то чуть не потерял сознание! Если бы вы увидели эту физию! Лицо — тыква, нос — свекла, волосы — помело, рот — щель в почтовом ящике. А глаза! Один смотрит на запад, скажу вам, а другой на восток, прямо в нашу Татарию. Конечно, парень перестал писать. Что дальше, спросите вы? Дайте-ка закурить!
Фархутдина угощают со всех сторон, он пренебрежительно отмахивается, снисходительно выбирает «Казбек», закуривает и задумывается.
— Ну! — нетерпеливо понукает его Тин-Тиныч.
— Да… Через год этот солдат побывал на родине в отпуске. Пошел, говорит, в кино и вдруг его останавливает какая-то милая девушка. Остановила, смотрит в лицо, на значки и спрашивает: «Вы, случайно, не такой-то?» — «Я», — отвечает. «Ну тогда, значит, я буду та, которая с вами переписывалась!» Сказала, говорит, и ушла. Солдат чуть еще раз в обморок не упал. Девушка оказалась хоть куда, буквально не насмотришься. Побежал следом. Догнал и попросил поговорить хоть минуту, но девушка не захотела даже взглянуть на него. Отрезала: «Я, говорит, послала фото, чтобы тебя испытать, но тебе нужен был не человек, а каменная кукла». Вот на свете что бывает!
После этого рассказа настроение Тин-Тиныча заметно улучшилось. Он горячо воскликнул:
— Молодец! Моя Валя поступила бы точно так…
В это время на другом конце поляны Зубаиров по просьбе Тин-Тиныча разговаривает по телефону с Тышляром, а в соседней палатке латает рубаху Кадермат, не сняв ее с себя. Он невольно слышит разговор.
— Ало, Тышляр? Ало! Кто? Председатель сельсовета? Говорят, там у вас стоят геологи, правда это? Не знаете ли среди них девушку по имени Валя? Как же так — председатель и не знает?
Около Фазыла с ребенком в руках стоит Райса. Она глазами и губами что-то пытается поправить в словах мужа.
— Пусть пригласят к аппарату любого геолога, — шепчет она, нагнувшись к уху Зубаирова.
— А там поблизости геологов не видно? Нет? Надо бы кого-то из них пригласить. Дело важное. Далеко?
— Пусть, пусть пригласят! — повелительно говорит Райса.
Зубаиров, расстроившись, кладет трубку.
— Ты только не командуй, ладно?
— Как это не командуй! Решается же судьба человека! На твоем месте я бы дала машину Тин-Тинычу и занарядила ее в Тышляр.
— Повторяю, не командуй ты здесь! — повышает голос Зубаиров. — Кто за него бурить будет? Ты или я! И Сапарбая ты отправила! Ты! А теперь Тин-Тиныча?