А утром, когда Зубаиров пришел на буровую с намерением перекочевать на новую точку, то увидел: погнутые, искореженные трубы лежат на земле, а люди Кадермата сидят на них и курят. Фазыл рванулся тогда к Кадермату, обнял, поцеловал его в усы и, помнится, испачкался в глине, пришлось снова идти отмываться…
Да, Зубаирову «везло» на аварии. Видал он и завалы пласта, и прихваты инструмента, и уход воды. У него уже вырабатывалось бесценное в бурильном деле качество — воспринимать любую напасть без паники и активно искать выхода из самого тяжелого положения. И почти всегда находились способы отстоять скважину. Но эта была совсем безнадежна. Бросить ее и начаты бурить в другом месте. Нет ничего обиднее и больнее, как дойти до такой глубины и оставить похороненным под землей целый километр металлической колонны! Сколько здесь положено сил, сколько пролито пота!
Зубаиров мысленно перебрал в памяти все свои прежние буровые, все аварии. Может, пригодится какой-то способ? Однако одна авария не похожа на вторую, а вторая на третью. Никакой аналогии не подбиралось…
Позвонить Ибрагиму-заде и посоветоваться?
— Ну, Ибрагим-заде, скажи хоть одно слово, что сделал бы в моем положении ты? — Мысленно Зубаиров спрашивал знаменитого мастера. — Твой любимый бурильщик Саакян меня посадил в галошу, Ибрагим-заде.
— А где был ты, мастер?
— Ты прав, Ибрагим-заде. Мастер должен следить за процессом бурения, за режимом работы. Тут виноват я. Но сейчас прошлого не воротишь — ошибка совершена. Что делать?
— Подумай, Фазыл, у тебя, помнится, была голова. Все ли возможное сделал?
— Кажется, все.
— Тогда соверши подвиг.
— Как это понять?
— Мой друг Абубакир говорил: «Подвиг — это последнее средство для достижения цели, если все другие исчерпаны». Действуй… — И сколько ни думал Фазыл, единственный выход был в том, чтобы бур с турбиной оставить под землей и начать новое бурение, чуть отклонившись от этого места. Долго спорили и прикидывали, потом вынуждены были согласиться с мнением мастера. Решили спустить по трубе в забой торпеду, чтобы взорвать нижнюю часть колонны.
17
Первые дни работы в Язтургае Райса недоумевала — в селе, оказывается, не было ни больных, ни рожениц. В медпункте, выделенном по распоряжению райисполкома, в этом просторном, но старом и запущенном помещении, где раньше содержались колхозные цыплята, Райса целыми днями ждала прихода пациентов.
Правда, пока здесь хватало и хозяйственных забот. Сельские плотники, отремонтировав оконные рамы и двери, сказали: «Остальное смотри сама». Это означало: «Мы и так сделали больше, чем нужно, дальше на нас не рассчитывай».
Взяв ведро с водой и мочалку, Райса вымыла помещение. Затем побелила стены, тайком попросила Фархутдина стащить с буровой и принести ей голубой краски. Сама покрасила оконные рамы. Занавесок не было, пришлось сшить их из марли. Оставалось раздобыть стол, какой-нибудь шкаф для лекарств, кушетку, чтоб осматривать больных, койку, несколько табуреток. Начать и кончить, только и всего.
Но дело было начато! Райса хотела отдохнуть немного, насладиться результатами своей работы. Думала присесть — нет стула. Не прислониться и к стенке — еще не высохла побелка. Опереться на подоконник тоже нельзя — липнет и мажет. Стала шагать взад и вперед, положив руки за спину, как делают мужчины, с удовольствием осматривая комнату. Все в порядке. Получился настоящий медпункт!
При желании Райса могла бы остаться в Казани и работать в солидных поликлиниках, просторных республиканских больницах. Ей дали направление по своему усмотрению — ведь она получила диплом с отличием. Предлагали работу в научно-исследовательском институте, звали в аспирантуру. Что скрывать? Мечтала Райса работать в клинике. Пожертвовала этим ради любви к Фазылу…
Да какая это жертва, если взамен ее — счастье? Пусть маленькое, но ее счастье, Райсы Зубаировой! Может, обвинят ее в эгоизме? Скажут: индивидуалистка, живет только для себя. Но разве личное счастье — не частица счастья общественного? И сейчас свое счастье надо крепить этой скромной работой. Снова к Хафизову…
После настойчивых просьб председатель сельсовета распорядился перевезти в медпункт тяжелый книжный шкаф с выломанным замком. Работники почты подарили «дохтуру-апа» хромой на одну ножку стол. А табуретки послал с учениками сам директор школы благородный Даминов. Он вроде сказал детям: «Тетя врач вам больше всех нужна будет».
С койкой дело обстояло сложней. У людей не допросишься, каждый спит на своем ложе, а купить — в магазине нет.