— Да там они, там! — кричал Еланский. — На полу валяются, ищи получше!
Парень всю будку переворошил, а Еланский все кричал:
— Может, в кармане моего пиджака? Или в сумке мастера?
Нет, не было никакого бура ни в карманах, ни в сумках. Еланский, похохатывая, появился в будке, поднял с пола большое железное устройство, напоминающее вывороченный дубовый пень с тремя отрезанными корнями, и навалил эту тяжесть на плечо Камиля.
— Да вот же он — бур-то!
Камиль даже охнул под тяжестью инструмента, хотя и выдержал, не согнулся. Долото завернули, закрепили на конце колонны и опустили в скважину. Хорошо, бур, но где же у него острые детали, которыми он взрезает пласт? Кадермат Имамутдинович тогда очень хорошо объяснил, что внутри каждого корня этого стального пня крутятся оси, на которые надеты шарошки, похожие на конусные шестерни комбайна, только сделаны они из очень твердого металла. «Это и есть лезвие долота», — сказал бурильщик. Вода под большим давлением крутит лопатки турбобура, и тот катает в забое шарошки, которые разрушают горную породу. Просто и понятно.
И вот Камиль смотрит на мастера, зажавшего в кулаке свой длинный подбородок, на Кадермата Имамутдиновича, остановившего бурение, устало вытирающего со лба пот.
— Выход один, — говорит бурильщик.
— Неужто? — спрашивает мастер.
— Да. Только он выручит.
— А о себестоимости скважины ты подумал?
— Думай не думай. Один он тут сладит.
«Кого они имеют в виду? — насторожился Камиль. — Кто этот могучий он?»
— Ладно, — решил Зубаиров, взглянув почему-то на Камиля. — Пока крути, а я поеду за алмазом.
«Шутят! — подумал Камиль. — Опять надо мной шутят». Он прекрасно помнит, как еще в школе учитель химии говорил, что алмаз — редчайший минерал на земле, а самый крупный камень, известный людям, размером не больше голубиного яйца, однако цену его нельзя определить — так он дорог. Но тут идет речь не о какой-то маленькой вещице, а об огромном долоте весом больше трех пудов!
С другой стороны, Кадермат Имамутдинович над Камилем никогда не шутил, да и мастер с самого начала относился к нему, как ко взрослому. И молодой рабочий ясно представил себе, как мастер привозит алмазное долото, искрящееся, играющее всеми цветами радуги, поднимает его над головой, и все жмурят глаза от лучистого сияния. Камиль обязательно попросит разрешения у мастера потрогать алмазные грани драгоценного долота. А может, ему разрешат собственными руками ввернуть долото в резьбу турбобура? Он это уже хорошо умел делать…
Оттаскивая в сторону негодные трубы, Камиль нетерпеливо поглядывал на дорогу — где же это бур? Наконец показалась закрытая машина, какой раньше не появлялось на буровой. Бур находился в железном ящике с замком, и его охраняли какие-то чужие люди — сразу было видно, что это не конторские снабженцы. Когда осторожно, почти благоговейно мастер ставил долото, эти люди зорко наблюдали за его движениями, и Камиль не решился даже приблизиться к столь ценному инструменту. Правда, он успел разочарованно заметить, что это было, вообще-то, нормальное долото, обычное стальное корневище с тремя тупыми отростками. И никакого тебе там радужного блеска. На кромках шарошек виднелись мелкие крупинки стеклышек, похожие на осколки темной, непрозрачной бутылки.
— Это и есть алмазный бур? — шепнул он Еланскому.
— Он, — уважительно произнес тот.
Алмазное долото быстро погнало метры. Скважина уходила все глубже и глубже, с каждой вахтой наращивалась стальная колонна.
Однако пока не было видно ни волшебной нефти, ни чудо-фонтана. Уже прошли в глубину более двух километров, подняли наверх образцы всех подземных пород — глину, песок, известняк, доломит, пробились к девонскому пласту и теперь грызут кремень, гранит, магму, а нефти все нет и нет.
Настроение буровиков упало, отшибло желание работать. Да, не везет их бригаде, надо уходить от этого мастера! Ведь они просто так, без толку и надежды вот уже который месяц крутят этот бур.
Зубаиров на ходу рассматривает поднятую из недр породу, потом молча отнимает у Кадермата рычаги, немного бурит и с нетерпением подходит к желобкам — ни дать ни взять ребенок копается в песочке пальцем, и ему интересно. Но теперь уж из скважины идет не песок, не глина, а искрошенный в крупу гранит. «Да, нефть, осталась в стороне, — с тоской думает мастер. — Несчастливый я».