— Не видно?
Зубаиров прищурил глаза и молча уставился на своего бурильщика. Кадермат нажал на кнопку, остановил бурение. После долгой паузы спросил о главном:
— Может, наша скважина пустая вообще?
— Похоже на то, — трудно проговорил Зубаиров.
Кадермат невнятно выругался. Да, сведены на нет все мучения буровиков, плакали народные денежки. И не ругаешься да заругаешься…
Плохая весть, как тревожный ветер, с буровой дошла до Язтургая, ворвалась в дома, где жили на постое буровики. «Нефть не обнаружена!»
И вот вся бригада собралась в Калиновой роще у безжизненной буровой. На лицах можно было увидеть и злость, и жалость к себе, и упадок сил, все, кроме сочувствия мастеру. Вот сидит на ступеньке Тин-Тиныч, потерянно перебирая свои белокурые, слегка вьющиеся волосы, глядит в землю. Рядом, прикрыв рот рукой, стоит его помощник Фархутдин — даже этому не до шуток. Подошел, прислонился к столбу Мутгарай. Спиной почувствовал, как тугой осенний ветер чуть кренит вышку, и ему почудилось, что вот-вот буровая рухнет и настанет конец их мучениям, разом разрешатся все его, Мутгарая, вопросы. А Еланский злорадно уставился на мастера, словно хотел сказать: «Ну, доработались! Что дальше?» Не уловил Зубаиров доброты даже во взглядах Кубрака и Габбаса. А уж эти-то парни всегда были безответными смирнягами! Правду говорят — друзья до первой беды…
Зубаиров перевел на буровую страдающие, покрасневшие от последних бессонных ночей глаза. Просто стоял и стоял, не зная чего сказать и что делать. «Нет, надо мне уходить из разведки…» Все лето и осень! Столько сил! Сердце Зубаирова тупо ныло. Ведь и разместились они здесь основательно. Все в квартирах. Райса хорошо работает. Сам Фазыл даже стал привыкать к этому Язтургаю… И как стыдно перед жителями села!
Зубаиров отрешенно посмотрел на разведчиков. Это крайнее, вот-вот готовое лопнуть, напряжение долго продолжаться не может. Мастеру следует сказать что-то, предупредить взрыв.
Однако он никак не мог найти слов, которые успокоили бы людей. Вышел вперед Сергей Саакян и, будто дразня Зубаирова, со звоном ударил ногой по трубе:
— Что, мастер, значит, из скважины получили камень? И это понятно. Мы же сами в забой камни валили.
— А по-моему, яиц туда многовато спустили, — подковырнул Фархутдин.
— Ставят буровую на первую попавшуюся кочку и мучают людей, мать их так! — Еланский выдернул из-за пояса свои рукавицы, хлопнул ими по земле. — Что мы тут стоим? Нужно сматывать отсюда удочки!
Откуда-то из толпы высунул свой маленький нос и Мутгарай;
— Еланский правду говорит! Чего вертеть мельницу без муки? Вы как хотите, а лично я, например, ухожу из бригады!
— Скатертью дорога! — вдруг озлился на него Кадермат. — От тебя ни молока, ни шерсти, ни мяса. Не-фтя-ник!
Вот тут-то и нашел подтверждение своим давним словам Миргазиян Салимов.
— Говорил я тебе, мастер, — нельзя собирать на буровой всяких колхозников! Видишь, какие они на поверку! Рабочие до первой беды! Кто хочет, пусть уходит, а я в такой момент бригаду не оставлю. Я из рабочей породы, понял ты, крестьянское дите? Найдем нефть, мастер, найдем!
Много ли нужно человеку? Даже вот эти почти бессвязные мальчишеские слова облегчили душу Зубаирова. Ему хотелось сказать этому горячему потомку татарских рабочих: «Спасибо, родной, умница, славный!» Но он только положил на плечо Миргазияна руку. Шагнул вперед, ладонью вытер лоб.
— По-вашему, разведка должна обязательно находить нефть? Нет, для дела бывает важным и отрицательный результат. Наша цель — поиски, эксперимент…
— Вот и копайся в своих экспериментах!
«Это, кажется, Саакян крикнул. Следовало бы ответить, но надо быть выше горы…»
— Хорошо, — Зубаиров сделал еще один шаг. — Не-возражаю: кто хочет, пусть уходит! Ну, кто начнет? Ты, Мутгарай? Еланский, ты? Может, Сапарбай собирается? Саакян?
Мастер рукой указывал на каждого, но никто не тронулся с места.
«Куда я теперь поеду? — подумал Сапарбай. — На родину? Райханы там нет, да и жить негде…» Ну ладно, а куда, скажите, поедет Еланский, который кроме профессии бурильщика да гирь своих ничего нигде не имеет? Мысль о Вале, кажется, не позволяет думать об отъезде и Тин-Тинычу. Кадермат, Миргазиян, Фархутдин — эти без буровой никуда. Разве только Саакян возвратится в Туркмению, к везучему Ибрагиму-заде, да и то едва ли. А вот Мутгарай, пожалуй, и вправду уйдет…
— Ты нам все же скажи, мастер, — подал голос Сапарбай, — нас геологи да приборы обманули или мы сами не туда пошли?