— Вот так чертовщина! — весело воскликнул сенатор.
— Это гораздо более серьезно, чем вы думаете! — резко ответил Паредес. — На этот раз индейцы полны решимости окончательно водвориться в Соноре, изгнав оттуда белых.
— Только и всего? — продолжал посмеиваться сенатор. — Ну что ж. Для них, видно, это пара пустяков!
— Вы можете смеяться сколько угодно, но факт остается фактом.
— Да я и не думаю смеяться, друг мой: я только не предполагаю, чтобы индейцы могли решиться на такое безумное предприятие.
— Во-первых, сеньор, я не ваш друг! — оборвал его управитель. — А во-вторых, вы, вероятно, изменили бы свое мнение об индейцах, доведись вам увидеть их в бою.
— Я никогда еще не видел индейцев бравос и, бог даст, никогда не увижу их. Но вместе с тем я сильно подозреваю, что жители этого края рисуют себе их несравненно более страшными, чем они есть на самом деле.
— Напрасно вы так думаете, — вмешался маркиз. — Поживете еще немного с нами и сами поймете, как вы глубоко ошибаетесь.
— Но мы-то, надеюсь, уедем отсюда заблаговременно! — воскликнула донья Марианна.
— Нам нечего бояться индейцев, дочь моя, — отвечал маркиз. — Скала, на которой построен мой замок, слишком тверда для них; они сломают себе шею и ничего не добьются.
— Но все же, отец, не мешает принять некоторые меры предосторожности, — заметил дон Руис.
— В дни всеобщего восстания тысяча восемьсот двадцать седьмого года, — сказал маркиз, — индейцы не показывались даже на подступах к дель Торо; весьма сомнительно, чтобы и теперь они осмелились напасть на нас. Ты все же прав, сын. Я прикажу немедленно привести замок в состояние обороны, хотя бы для того, чтобы успокоить твою сестру.
— Ну, на этот раз восстание будет посерьезнее, — возразил Паредес — Поверьте мне, ми амо, нельзя терять ни минуты.
— Сделайте милость, сеньор управитель, — воскликнул сенатор, — скажите наконец, кто же это так обстоятельно осведомил вас о положении дел?
Дон Хосе, косо взглянув на сенатора, пожал плечами.
— Не все ли вам равно? — ответил он. — Предположим, эти сведения я получил от одного друга. Это вас устраивает?
— Позвольте, позвольте, сеньор! — возразил дон Руфино. — Это важнее, чем вы думаете. Нельзя же так, ни с того ни с сего, встревожить покой целого семейства, не представляя никаких доказательств в достоверности принесенных вами известий.
— Мой господин слишком хорошо знает меня, сеньор, как честного и правдивого человека, не способного на ложь!
— Я не сомневаюсь ни в вашей порядочности, ни в вашей правдивости, сеньор управитель; однако, если вы хотите, чтобы ваше сообщение было принято во внимание, вы должны подтвердить его неопровержимыми доказательствами или по крайней мере ссылкой на лицо, пользующееся общественным доверием.
— Ба! Ба! — заметил дон Хосе. — Никогда не мешает быть наготове.
— Да, когда ты уверен, что тебе следует это делать, — возразил сенатор. — Вот поэтому-то в качестве должностного лица… тысяча извинений, маркиз, за то, что вынужден действовать так в вашем доме… я требую, чтобы вы назвали тотчас же имя человека, от которого вы получили эти тревожные известия.
— А что скажет вам имя человека, которого вы никогда не видели, о котором никогда ничего не слышали?
— Не в этом дело. Потрудитесь отвечать, прошу вас!
— Очень возможно, сеньор, что вы должностное лицо, но меня это мало трогает. Я признаю здесь одного только господина — сеньора маркиза. Он один имеет право расспрашивать меня, ему одному только и буду я отвечать.
Сенатор, кусая губы, повернулся к маркизу.
— Почему же, Паредес, вы не хотите ответить? — сказал дон Фернандо. — Право, я не могу понять вашего упрямства в этом деле.
— Если вы этого требуете, ми амо, я могу ответить. Знайте же, что о готовящемся восстании индейцев меня предупредил один белый охотник, по имени Твердая Рука.
— Твердая Рука?! — одновременно воскликнули брат и сестра.
— Не тот ли это самый охотник, — спросил маркиз, — которому мы уже так многим обязаны?
— Да, ми амо, — отвечал дон Хосе.
Сенатор впервые услышал это имя; тем не менее, когда управитель произнес его, дон Руфино испытал какое-то необъяснимое внутреннее волнение.
— О, ему нельзя не верить! — пылко воскликнула донья Марианна. — Каждое его слово заслуживает полного доверия.
— Конечно, — подтвердил дон Руис. — Надо полагать, что он сделал это преднамеренно, желая предостеречь нас.
— Но кто этот человек и почему он так симпатичен всем вам? — продолжал домогаться сенатор.