Господи, думал я. Голос продолжал рассказ. До моего сознания долетали обрывки. Дело сделано, и сказанного не вернуть.
— Мутантная линия зародилась в этой лаборатории... прошло слишком много времени, вряд ли она сохранилась где-либо еще... У Тревора Динсгейта есть лошадь, которая стоит в конюшне Джорджа Каспара. Тревор Динсгейт на короткой ноге с Джорджем Каспаром: приезжает смотреть утренние выездки и остается к завтраку. Тревор Динсгейт имел возможность крупно нажиться заведомо зная, что фавориты, которым всю зиму предсказывали победу в Гинеях и Дерби, не смогут выиграть.
У Тревора Динсгейта было орудие — болезнь, мотив — деньги, и возможность — доступ в хорошо охраняемую конюшню Каспара. Исходя из всего этого, следует вывод, что его деятельность подлежит более тщательному расследованию.
Мой голос оборвался и через минуту-другую Чико выключил магнитофон. Он вынул кассету и с потрясенным видом осторожно положил ее на стол.
— Невероятно! — произнес сэр Томас, но в его голосе не слышалось недоверия. — Что скажешь, Лукас?
Лукас Уэйнрайт прокашлялся.
— Полагаю, нам следует поздравить Сида с великолепно проведенным расследованием.
За исключением Эдди Кифа, все согласились с ним и, к моему смущению, так и сделали. Спасибо и на этом, подумал я, ведь это Служба безопасности удовлетворилась отрицательными тестами на допинг и больше ничего не стала предпринимать. Однако, в службу безопасности не являлась Розмари Каспар в растрепанном парике и столь же растрепанных чувствах. Тревор Динсгейт не выдавал себя службе безопасности еще тогда, когда никто и не думал его подозревать, и не угрожал им расправой, если они не оставят его в покое.
Как сказал Чико, наши успехи напугали преступников до такой степени, что они стали пытаться вывести нас из игры еще до того, как мы в нее вступали.
Эдди Киф не двигался и глядел на меня. Я ответил ему столь же невыразительным взглядом. Я не знал, о чем он думает в эту минуту. Сам я вспоминал как проник в его кабинет. Только ясновидящий мог бы прочесть мои мысли.
Сэр Томас и остальные администраторы совещались между собой. Лукас Уэйнрайт обратился ко мне с вопросом и они подняли головы.
— Неужели ты считаешь, что Динсгейт сам заражал лошадей? — в его голосе слышалось недоверие. — Он и к одной-то лошади не смог бы подкрасться со шприцем в руке, не говоря уже о четырех.
— Сперва я тоже думал, что это мог быть кто-то еще, — согласился я. — скажем, ездок или даже ветеринар... — Инки Пул и Бразерсмит засудили бы меня за клевету, услышь они такое. — Но на самом деле это может сделать кто угодно.
Я снова полез в карман пиджака, достал пакетик с иглой с пластмассовым шариком на конце и передал его сэру Томасу. Тот вскрыл его и вытряхнул содержимое на стол. Все уставились на иглу. Поняли. Убедились.
— Раз у него была эта возможность, то скорее всего, он делал это сам. Он не стал бы посвящать в это дело кого-либо еще и подвергаться риску шантажа.
— Сид, это потрясающе! — искренне восхитился сэр Томас. — Как у тебя это получается?
— Но я...
— Да-да, — перебил он меня с улыбкой. — Мы все знаем, что ты хочешь сказать. В душе ты так и остался жокеем.
Наступила долгая пауза. Затем я проговорил:
— Вы ошибаетесь, сэр. Вот чем я занимаюсь отныне. — Я указал на кассету. — И вот кем отныне являюсь.
Он посерьезнел, и его нахмуренный взгляд показал, что он, подобно многим другим с некоторых пор, пересматривает свое отношение ко мне. Это он, как и Розмари, продолжал считать меня жокеем, я же так уже не считал. Когда он снова заговорил, его голос звучал низко и задумчиво.
— Мы не воспринимали тебя всерьез. — Он помолчал. — Мой комплимент тебе в Честере по поводу пользы, которую ты приносишь конноспортивной индустрии, был искренним, но теперь я вижу, что сам я считал твои успехи чем-то вроде удачного экспромта. — Он медленно покачал головой. — Извини.
Лукас Уэйнрайт нетерпеливо заметил:
— Уже давно понятно, кем теперь является Сид. — Как обычно, ему надоело обсуждать одно и то же, и он спешил переменить тему. — Сид, что ты думаешь делать дальше?
— Поговорить с Каспарами, — отозвался я. — Я собирался съездить к ним завтра.
— Отличная мысль, — согласился Лукас. — Не возражаешь, если я тоже поеду? Ведь теперь этим делом займется и Служба безопасности.
— А потом и полиция, — заметил сэр Томас несколько унылым тоном. Он считал, что судебное разбирательство любого преступления, так или иначе связанного со скачками, позорит всю конноспортивную индустрию и на многое был готов закрыть глаза, если следствие грозило публичным скандалом. В общем и целом я был с ним согласен и иногда поступал подобным образом, если мог по-тихому устроить так, чтобы преступления не повторялись.