Бандит, державший Чико, пришел в движение. Он снес его по трапу и сильно толкнул его в спину. Словно тряпичная кукла, Чико растянулся на опилках, а бандит подошел ко мне, убедился, что я надежно пришпилен к стене и кивнул.
— Держи и не отвлекайся, а я займусь вторым, — приказал он.
Я всматривался в их лица, стараясь запомнить их на всю жизнь.
Грубые черты, тяжелые скулы. Холодный бесчувственный взгляд внимательных глаз. Бледные лица в обрамлении темных волос. Небольшие головы, прижатые уши, толстые шеи. Синяя щетина на тяжелых подбородках. На вид лет сорок. Они были похожи друг на друга и оба производили сильное впечатление опытных наемников, исполнительных и жестоких.
Питер Раммилиз подошел поближе. В сравнении с ними он казался мягкотелым. Невзирая на неодобрительные взгляды своих дружков, он попытался покачать вилами и, к своему удивлению, обнаружил, что у него ничего не вышло.
— Я тебя научу не совать свой сопливый нос в чужие дела, — пообещал он. Я не удостоил его ответом. За его спиной Чико поднялся на ноги и на мгновение я воспрял духом, решив, что он только притворялся оглушенным и сейчас применит к ним парочку эффектных приемов дзюдо.
Моя радость длилась недолго. Его пинок не развалил бы и карточный домик. В бессильной разрушительной ярости я увидел как дубинка вновь опустилась на голову Чико, и он упал на колени, теряя остатки соображения.
Бандит с вилами не отвлекался и не отпускал рукоять. Я давил и тянул, но безуспешно.
Громила с дубинкой расстегнул пояс. В изумлении я увидел, что он вытягивает не кожаный ремень, а тонкую гибкую цепь, вроде тех, на которых висят гири напольных часов. Он взялся за нечто вроде рукояти на одном конце и взмахнул рукой так, что свободный конец цепи со свистом рассек воздух и обмотался вокруг Чико.
Чико вздернул голову, его глаза широко распахнулись а рот раскрылся в беззвучном крике боли, огнем разогнавшей туман в его голове. Бандит снова взмахнул рукой, цепь ударила Чико и я услышал собственный крик: «Сволочи, чертовы сволочи!», который ровным счетом ничего не изменил.
Чико пошатнулся, с трудом встал на ноги и спотыкаясь, стал отступать, а бандит пошел за ним, продолжая хлестать его по всему телу с неумолимой жестокостью, гордо делая свое дело.
Я что-то нечленораздельно кричал, бессвязные слова, орал ему прекратить, задыхаясь от гнева, жалости и чувства вины. Если бы я не взял с собой Чико в Ньюмаркет... если бы я не боялся так Тревора Динсгейта... это из-за моих страхов Чико оказался в этом месте в это время... Господи, сволочи, перестаньте, перестаньте... Я рвался из-под вил и ничего не мог поделать.
Чико дергался, спотыкался, потом он упал и пополз на четвереньках по манежу неровной дугой, и в итоге свалился ничком недалеко от меня. Легкая хлопковая ткань рубашки дергалась под каждым ударом цепи, и на ней тут и там проступали тонким пунктиром кровавые полосы.
Чико... господи. Только когда он перестал шевелиться, избиение прекратилось. Его мучитель опустил цепь и встал над ним, оглядывая дело своих рук.
Казалось, Питер Раммилиз сам испугался того, что произошло, несмотря на то, что это он привез нас сюда, он все устроил.
Бандит, державший вилы, впервые отвлекся от меня и посмотрел на Чико. Вилы перекосились самую малость, но и этого хватило, чтобы они перестали давить мне на шею. Я рванул рукоять с силой, которой он никак не ожидал, и наконец-то освободился. В кровожадной ярости я бросился не на того, кто избил Чико, а на самого Питера Раммилиза, который оказался ближе.
Я со всей силы ударил его в лицо, ударил твердой левой рукой, дубинкой, начиненной электроникой на две тысячи фунтов. Он завизжал и закрыл лицо руками.
— Сволочь, — прорычал я и снова ударил его, на этот раз по ребрам.
Бандит с цепью переключил свое внимание на меня, и следом за Чико я обнаружил, что сперва наступает изумление. Цепь жалила невероятно сильно, режущая боль от удара продолжала жечь и потом.
Я бросился на него с яростью, которая удивила меня самого, и он отшатнулся. Я поймал летящую цепь на протез, ее конец обмотался вокруг предплечья, и я с силой выдернул ее у него из руки. Кожаная петля мотнулась ко мне, и если бы мы дрались один на один, я отомстил бы за Чико и вырвался на свободу, потому что ринулся на него окончательно потеряв голову.
Я ухватился за кожаную петлю, и как только цепь соскользнула с протеза, взмахнул рукой, очертил над головой круг и сильно хлестнул бандита по плечам. По его широко распахнувшимся глазам и нечленораздельному шотландскому реву стало ясно, что он впервые пробует свое угощение.
В это время подоспел бандит с вилами, и если с одним я, может, и справился бы, то против двоих шансов не было. Он ткнул в меня острыми зубьями, и хотя я увернулся словно тореадор, первый бандит успел вцепиться в мою правую руку и принялся отбирать цепь.