– Как знать, отец!
– Не убаюкивай меня ложными надеждами: пробуждение будет еще более тяжким.
– Я и не собираюсь обольщать тебя несбыточными мечтами! – с достоинством произнесла она. – Я привезла тебе нечто положительное и веское.
– «Положительное и веское»? В устах молодой девушки эти слова звучат довольно странно. Где же думаешь ты, дитя, найти это «нечто»?
– За ним не придется далеко ходить, оно здесь, у нас под ногами. Тебе стоит только захотеть поднять его. Дон Фернандо ничего не ответил, только безнадежно склонил голову на грудь.
– Послушаем Марианну, отец! – вмешался дон Руис. – Она всегда была ангелом-хранителем нашей семьи. Я верю ей, отец, она не сотворит себе забавы из нашего горя.
– Благодарю тебя, Руис! – сказала донья Марианна. – Да я лучше умру, чем огорчу нашего отца!
– Господи, я сам отлично это понимаю! Но вы еще молоды, лишены жизненного опыта и склонны принимать свои желания за действительность.
– Но почему же все-таки не выслушать ее? – возразил Дон Руис. – Может быть, Марианна и ошибается… может быть, слова ее не произведут на тебя должного впечатления, что, во всяком случае, ты услышишь в них любовь к тебе. Уже из-за одного этого мы оба – и ты и я – должны быть благодарны ей.
– Но к чему все это, дети?
– Бог мой, в нашем отчаянном положении нельзя ничем пренебрегать, отец! – сказал дон Руис. – Как знать? Иногда самые слабые существа приносят самую большую пользу Разве не сказано: «Устами младенцев глаголет истина»?
– Ладно. Если ты этого требуешь, сын мой, я выслушаю ее.|
– Я не требую, я прошу, отец!.. Говори же, сестренка! Го| вори, не бойся.
Донья Марианна кротко улыбнулась, обхватила шею отца руками и, нежно склонясь головой к нему на плечо, ласково шептала:
– Если бы ты только знал, отец, как я люблю тебя, как я желала бы видеть тебя счастливым! Но я не стану ничего тебе рассказывать, ты все равно не поверишь мне, – до того стран но и невероятно то, что я должна сообщить тебе.
– Видишь, дитя, я был прав!
– Одну минутку, отец. Я не стану рассказывать, но у меня к тебе серьезная просьба, такая необычная, что я, право, не знаю, как ее выразить… Боюсь только, что ты не поймешь меня…
– О! О! Дитя мое, – улыбнулся маркиз, явно заинтересованный словами дочери, – что же это за просьба, которая нуждается в таком длинном предисловии? Страшная, должно быть, штука, если ты так долго не решаешься ее высказать.
– Нет, отец, ничего страшного нет, но, повторяю, это может показаться тебе сумасбродством.
– Ах, дитя мое, с некоторых пор я такого насмотрелся, что меня уже ничем не удивишь! Говори же, не бойся, я не стану упрекать тебя ни в чем.
– Сейчас, отец. Но прежде дай мне слово исполнить мою просьбу.
– Карамба! – шутливо воскликнул он. – Ты, однако, предусмотрительна! А я вот возьму да я откажу!
– Тогда все будет кончено, отец, – с невыразимой печалью произнесла она.
– Успокойся, дорогая! Даю тебе слово. Довольна?
– О, благодарю, отец! Но это правда, да? Даешь честное слово исполнить мою просьбу?
– Да, милая упрямица, да, сто раз да! Даю слови исполнить все, что бы ты ни попросила.
Девушка радостно запрыгала, хлопая в ладоши, потом с жаром расцеловала отца.
– Честное слово, она помешалась– произнес сияющий маркиз.
– Да, отец, помешалась от счастья, потому что берусь теперь доказать тебе, что твои дела никогда еще не были в таком блестящем состоянии.
– Ну вот, теперь она начинает бредить!
– Нет, отец, – сказал дон Руис, пристально следивший за сменой чувств на подвижном лице сестры, отражавшем все ее внутренние переживания. – Нет, отец, мне думается, что в этой головке возник сейчас какой-то проект, для осуществления которого ей нужна полная свобода действий.
– Ты угадал, Руис. Да, мне необходима полная свобода действий, я должна чувствовать себя сегодня всемогущей хозяйкой – по крайней мере от восьми вечера до полуночи. Вручаешь мне эту власть, отец?
– Я поклялся, Марианна, – ответил, улыбаясь, дон Фернандо, – и сдержу свое слово. Итак, согласно твоему желанию, ты будешь полновластной хозяйкой асиенды с восьми часов вечера до полуночи. Никто, включая и меня, не посмеет возражать против твоих поступков и приказов. Прикажешь объявить об этом во всеуслышание нашим людям?
– Нет, не всем, а только двум из них.
– И кто же эти счастливцы?
– Мой молочный брат, тигреро Мариано, и наш управитель Паредес.
– Я вижу, ты умеешь разбираться в людях! Это самые преданные нам слуги. Такой выбор обнадеживает меня. Продолжай, дочь моя. Что еще тебе понадобится?
– Эти люди должны вооружиться кирками, мотыгами, лопатами и фонарями, – сказала донья Марианна.
– Гм! Придется, значит, копаться в земле?
– Возможно, – загадочно улыбнулась девушка.
– Все эти басни о зарытых кладах давно уже отжили свой век, дочь моя! – произнес маркиз, покачивая головой. – Если когда-нибудь и существовали клады, то в этой стране они давно уже все вырыты.
– Я не могу ничего объяснить тебе, отец. Ты не знаешь моих планов и не можешь правильно судить о них. И потом, – добавила она с чудесной улыбкой, – ведь ты не имеешь права возражать мне, ты должен первым показать пример повиновения, а ты поднимаешь знамя восстания!