– Да, – с раздражением отозвался дон Фернандо, – принял, и напрасно!
– Возможно. Так ведь не в этом теперь дело. Это условие – я снова подчеркиваю: принятое вами условие гласило, что вы обязаны вернуть мне деньги по первому моему требованию.
– Разве я спорю с этим?
– Конечно, нет. Все дело в том, что у меня у самого теперь нужда в этих деньгах, и я прошу вернуть их. Это вполне естественно; действуя так, я ни в чем не отступаю от нашего уговора. Вы должны были предвидеть наступление сегодняшнего дня и быть к нему готовыми.
– Значит, если я попрошу у вас месячной отсрочки?..
– Это будет весьма прискорбно для меня, но я вынужден буду отказать вам. Деньги понадобятся мне не через месяц, а через восемь дней. Видит Бог, я вхожу в ваше положение, но… ничего тут не поделаешь!
Как ни тяжело было для дона Фернандо требование денег, его возмущало не столько само это требование, сколько тон мнимого доброжелательства и унизительной жалости, которым так рисовался сенатор. Маркиз не мог больше совладать с собой и готов был уже дать волю своему негодованию и бросить в лицо дона Руфино слова, которые, несомненно, привели бы к полному разрыву их отношений, как вдруг со двора донеслись радостные крики и топот коней. Дон Фернандо поспешно выглянул в окно, потом, живо обернувшись, обратился к гостю, блаженно тянувшему свою пахитоску.
– Дети приехали! Прошу вас, кабальеро: ни слова при них о нашем деле.
– Можете рассчитывать на меня, – сказал дон Руфино, делая вид, что хочет встать. – Впрочем, с вашего разрешения, я позволю себе удалиться, чтобы не мешать вашим семейным радостям.
– Нет, нет! – удержал его дон Фернандо. – Я предпочитаю тотчас же познакомить вас с моими детьми.
– Как вам будет угодно, любезный сеньор… Буду, конечно, весьма польщен!
На пороге открывшейся двери появился управитель дон Хосе Паредес.
Это был высокий, коренастый метис сорока лет, в котором по его кривым ногам и сутуловатой фигуре с первого взгляда можно было узнать прекрасного наездника. И действительно, почти вся жизнь этого достойного человека проходила в седле. Взглянув исподлобья на дона Руфино, управитель снял шляпу и поклонился своему господину.
– Сеньор амо, – обратился он к дону Фернандо, стараясь придать возможную мягкость своему грубоватому голосу, – ниньо и нинья, с помощью Святой девы Кармелитской, благополучно прибыли.
– Благодарю вас, дон Хосе, – ответил маркиз. – Пусть войдут, я буду счастлив обнять их.
Дон Хосе посторонился, махнул кому-то рукой, и молодые люди вошли, вернее – ворвались в комнату. Одним прыжком они очутились в объятиях отца, прижавшего их к своей груди. Спохватившись, дон Фернандо отстранил их и жестом указал на присутствие в комнате постороннего человека. Молодые люди вежливо поклонились дону Руфино.
– Позвольте представить вам, сеньор дон Руфино, – сказал маркиз, – моего сына, дона Руиса де Мопоер, и дочь, донью Марианну. Дети мои, это сеньор дон Руфино Контрерас, один из моих лучших друзей.
– Весьма горжусь подобным званием! – сказал дон Руфино.
Сенатор поклонился молодым людям, и донья Марианна невольно покраснела и опустила голову под холодным взглядом его зеленоватых глаз.
– Апартаменты детей готовы, дон Хосе? – спросил дон Фернандо.
– О да, ваша светлость! – отвечал тот, не сводя сияющих глаз с молодых людей.
– С разрешения сеньора Руфино, вы можете пойти отдохнуть с дороги, дети мои, – сказал маркиз.
– С вашего разрешения, отправлюсь-ка и я отдохнуть, – вместо ответа обратился к маркизу сенатор.
Маркиз кивнул головой в знак согласия.
– Мы вернемся к нашему разговору в более подходящее время, – продолжал дон Руфино, бросая украдкой взгляд на донью Марианну, выходившую из комнаты вслед за братом. – И не слишком тужите, дорогой мой сеньор, – добавил он, – я, кажется, нашел способ уладить наше дельце, не огорчая вас.
Поклонившись в свою очередь маркизу, озадаченному таким неожиданным обещанием, дон Руфино удалился, снисходительно улыбаясь.
Глава Х. ДОН ХОСЕ ПАРЕДЕС
Немало дней прошло уже со времени возвращения дона Руиса и его сестры, а дон Руфино не заговаривал больше о деле, ради которого он приехал в асиенду. Само собой разумеется, что и маркиз, не жалевший хлопот и сил, чтобы раздобыть средства, необходимые для погашения долга, избегал даже намеком напомнить своему кредитору об их недавнем разговоре. А сам дон Руфино, казалось, совершенно позабыл о своей безотлагательной надобности в деньгах, ссылаясь на которую он в день своего приезда отказывал маркизу в малейшей отсрочке платежа.
Жизнь в асиенде шла своим обычным чередом. Каждое утро дон Руис выезжал в сопровождении дона Хосе наблюдать за полевыми работами и выгоном скота, предоставляя отцу и сестре играть роль гостеприимных хозяев.
Первое время донью Марианну очень смущали приторные улыбки и страстные взгляды дона Руфино, но вскоре она свыклась с ними и в душе только посмеивалась над уморительными гримасами и смешным позерством толстяка. Сенатор отдавал себе, конечно, отчет в том впечатлении, которое он производил на девушку. Но, нимало не смущаясь этим, он продолжал свои маневры с настойчивостью, присущей его характеру. Надо полагать, что такое беззастенчивое ухаживание за доньей Марианной на глазах ее отца и брата входило в расчеты дона Руфино для достижения известной цели, догадаться о которой не представляло большого труда. И в самом деле, для всех вскоре стало ясно, что сенатор добивается руки доньи Марианны. Его домогательство глубоко оскорбляло маркиза, меньше всего мечтавшего о подобном зяте. Но, завися от дона Руфино, готового каждую минуту обрушить на него дамоклов меч кредитора, маркиз не смел выдавать своих истинных чувств. Он ограничивался тем, что зорко следил за гостем, предоставляя ему действовать посвоему. Дон Фернандо уповал на время, а сам выжимал, откуда только мог, деньги, чтобы как можно скорее получить возможность расплатиться с безжалостным заимодавцем и вышвырнуть его вон. К несчастью, поступление денег затягивалось. Многие должники дона Фернандо не спешили с платежами; за пятнадцать дней он успел собрать лишь только четверть требуемой суммы. Да и этими деньгами маркиз не мог свободно распорядиться, так как они были необходимы для текущих нужд хозяйства асиенды.