Он сразу согласился со мной и был уже на полпути, когда я кончил говорить.
— Ты несправедлив к ней, — заявил Чарльз. — Мы собрались здесь, чтобы попытаться ее спасти.
— От Холли трудно ждать какой-либо симпатии к Дженни, — язвительно заметил Тоби.
Я посмотрел на него. Он явно не блистал умом, но Дженни нуждалась в покорном и нетребовательном поклоннике, в морской глади после шторма. Я знал, что еще недавно, два-три месяца назад, она всерьез подумывала, не выйти ли за него замуж, но я сомневался, сможет ли она с ним ужиться и выдержит ли он сравнение с Эшем.
Он бросил на меня неприязненно-высокомерный взгляд и решил, что Дженни сейчас без него не обойтись.
Чарльз пронаблюдал за тем, как он покинул комнату, и, не скрывая усталости и разочарования, признался мне:
— Я просто ее не понимаю. Тебе понадобилось десять минут, чтобы во всем разобраться... А я так ничего и не смог разглядеть. — Он угрюмо посмотрел на меня. — Выходит, мне не следовало ее успокаивать?
— Чарльз, вам незачем себя упрекать. Это просто нелепо. Да и спокойствие ей не повредит. Но дело в том, что она принялась его оправдывать, я имею в виду Эша, и попусту тянула время. А ей нужно было встряхнуться и осознать, что она запуталась, что ей стыдно, что ошибка может стоить ей жизни.
Мои слова расстроили его. На лице Чарльза обозначились резкие морщины. Он мрачно проговорил:
— Все много хуже. Хуже, чем я считал.
— Печальнее, — поправил его я. — Но не хуже.
— Ты думаешь, что сможешь его отыскать? — спросил он и тут же добавил: Господи, с чего же ты начнешь?
Глава 4
Поздно вечером Дженни умчалась вместе с Тоби в Оксфорд, и мы с Чарльзом пообедали вдвоем. Неудивительно, что наутро я проснулся в хорошем настроении, зная, что новая встреча с ней в скором будущем мне не грозит. Чарльз тоже почувствовал облегчение. Так и вышло, они вернулись поздно, а к этому времени я уже успел позавтракать.
Я решил последовать указаниям Чарльза, отправился в оксфордскую квартиру Дженни и позвонил. Поглядев на замок, я подумал, что, если мне никто не откроет, я без труда смогу с ним справиться, но после второго звонка дверь приоткрылась на несколько дюймов, оставаясь на цепочке.
— Льюис Макиннес? — спросил я, увидев сквозь щель один глаз, спутанные светлые волосы, босую ногу и подол темно-синей ночной рубашки.
— Да. Это я.
— Вы не возражаете, если я с вами поговорю? Я... бывший муж Дженни. Ее отец попросил меня ей помочь.
— Так вы Сид? — с изумлением отозвалась она. — Сид Холли?
— Да — Хорошо, подождите минутку.
Дверь захлопнулась и довольно долго оставалась закрытой. Наконец она открылась, и я смог как следует рассмотреть девушку. Она переоделась и теперь была в джинсах, мятой блузке, мешковатом голубом свитере и тапочках. Ее волосы были тщательно причесаны, а губы накрашены нежной, светло-розовой помадой.
— Входите.
Я зашел и закрыл за собой дверь. Как я догадался, квартиру не стали ремонтировать, штукатурить или наскоро приводить в порядок. Как-никак она находилась в большом доме викторианской поры — да и сам квартал считался весьма престижным — с полукруглой подъездной аллеей и площадкой для стоянки машин во дворе. Дженни жила в крыле с большой, достроенной позднее лестницей, и квартира занимала весь первый этаж. Как сказал мне Чарльз, Дженни купила ее на средства, полученные после развода. Мне было приятно видеть, что мои деньги не пропали даром.
Девушка зажгла свет и провела меня в просторную гостиную с чуть наклоненным потолком. Шторы были еще задернуты, а не убранные с вечера вещи в беспорядке громоздились на стульях и столах. Газеты, пальто, спортивные туфли, кофейные чашки, пустые стаканчики из-под йогурта, сваленные в вазу для фруктов вместе с ложками, увядшие нарциссы, пишущая машинка со снятой крышкой, несколько смятых страниц, случайно не попавших в мусорную корзину.
Льюис Макиннес отдернула шторы, и тусклый утренний свет начал без успеха соперничать с электричеством.
— Я только встала и еще не успела прибраться. Извините.
Несомненно, беспорядок в гостиной был делом ее рук. Дженни отличалась неизменной аккуратностью и, перед тем как лечь спать, обязательно все убирала.
Но мы были в комнате Дженни. Я узнал несколько вещей, перевезенных из Эйнсфорда, да и мебель стояла как некогда в нашей гостиной. Любовь проходит, но вкус остается тем же. Я почувствовал себя одновременно в гостях и дома.
— Хотите кофе? — предложила она.
— Только если...
— Ну, разумеется, у меня немного есть.
— Могу ли я вам помочь?
— Как вам угодно.
Льюис провела меня через холл в полупустую кухню. Она держалась вполне естественно, без особой настороженности, но довольно холодно. Впрочем, меня это не смущало. Дженни говорила обо мне то, что думала, и, наверное, отзывы были не слишком лестными.
— Вы не откажетесь от тостов? — она достала пакет с ломтиками хлеба и банку растворимого кофе.
— Спасибо, я с удовольствием позавтракаю.
— Тогда бросьте пару ломтиков в тостер. Вон туда.
Я последовал ее указаниям, пока она наливала воду в электрочайник и искала в буфете масло и мармелад. Масло находилось в мятом, засаленном пакете, разорванном спереди и крайне неряшливом с виду. Совсем как пакет с маслом у меня в холодильнике Дженни обычно автоматически перекладывала масло в масленку.
Интересно, делает ли она это теперь, оставшись одна.
— Вы пьете с молоком и сахаром?
— Нет, только с сахаром.
Когда тосты были готовы, Льюис намазала их маслом, украсила мармеладом и разложила по тарелкам. Потом насыпала в чашки по несколько ложек кофе и залила их кипятком, взяла бутылку с молоком и подлила его в кофе.
— Возьмите кофе, я отнесу тосты, — сказала она. Забрала тарелки и, обернувшись, заметила, как я взял левой рукой одну из чашек и прижал ее к груди.
— Осторожнее, — торопливо предупредила она, — кофе просто огненный.
Я крепко держал чашку ничего не чувствующими пальцами.
Она понимающе подмигнула.
— Одно из преимуществ, — пояснил я и аккуратно взял другую чашку за ручку.
Она посмотрела мне в лицо, но промолчала и двинулась в гостиную.
— Я совсем забыла, — заметила она, когда я поставил чашки на низкий столик перед диваном, который она только что расчистила.
— Вставные зубы гораздо привычнее, — вежливо отозвался я.
Она с трудом удержалась от улыбки, хотя потом поняла неловкость ситуации и нахмурилась. Мне стало ясно, что по натуре она добродушна и откровенна, а ее резкость не более чем защитная реакция. Она разломила тост и задумчиво огляделась по сторонам. Прожевав кусок и выпив немного кофе, она полюбопытствовала:
— А чем вы можете помочь Дженни?
— Попытаюсь отыскать Никласа Эша.
— О, — она вновь на секунду улыбнулась, а потом напряженно застыла в раздумье.
— Он вам нравился? — спросил я. Она печально кивнула.
— Боюсь, что да. Он такой... остроумный и веселый. Просто обалденно. И я никак не могла поверить, что он сбежал и оставил Дженни все расхлебывать. Я хочу сказать... он жил здесь... в этой квартире... и мы так смеялись. То, что он сделал... немыслимо.
— Вам не трудно припомнить, как развивались события, и рассказать мне все с самого начала?
— Но разве Дженни?..
— Нет.
— Я полагаю, — медленно проговорила Льюис, — Дженни не решилась вам признаться, что он нас так одурачил.
— А она его очень любила?
— Любила? Что такое любовь? Я не могу вам сказать. Но Дженни была в него влюблена. — Льюис облизала пальцы. — Мы обе потеряли голову. Все пенилось и искрилось, как шампанское. И она витала в облаках.
— Ну, а вы были вместе с ними? И тоже витали в облаках?
Льюис в упор поглядела на меня.