— Кто отправлял воск? — мрачно поинтересовался я.
— Ники печатал адреса на этикетках. Я помогала Дженни укладывать воск в коробки, заклеивала их липучкой и относила на почту.
— Эш никогда их сам не отсылал?
— Он был слишком занят и печатал с утра до вечера. Обычно мы брали сумки на колесиках, набивали их доверху коробочками и шли на почту.
— А чеки? Я полагаю, Дженни ходила в банк их оплачивать?
— Верно.
— И долго вы этим занимались?
— Несколько месяцев, когда открытки были отпечатаны и партия воска уже пришла.
— Вы получили много воска?
— О, целые груды, так что ставить было некуда. Нам прислали эти большие коричневые ящики по шестьдесят банок в каждом. Мы и шагу ступить по квартире не могли. Дженни предложила заказать еще, запасы понемногу истощались, но Ники сказал — нет, не надо, закончим с этой партией и немного передохнем. А потом займемся новой.
— Он имел в виду, что с воском вообще пора кончать? — уточнил я.
— Да, — нехотя согласилась она.
— Сколько денег положила в банк Дженни? — задал я очередной вопрос.
Льюис смерила меня угрюмым взглядом.
— Что-то около десяти тысяч фунтов Может быть, чуть больше Некоторые присылали нам не пять фунтов, а суммы покрупней. Один или два пожертвовали сотню и отказались от воска.
— Невероятно.
— Деньги только-только стали приходить Они и сейчас приходят, каждый день.
Но поступают с почты прямо в полицию, а те отправляют их обратно. У них сейчас работы невпроворот.
— В комнате Эша стоит ящик с открытками, на которых написано: «Чеки прилагаются». Как с ними быть?
— Деньги этих людей лежат в банке, а воск им уже отправлен, — пояснила она.
— Почему же полиция не заинтересовалась этими открытками? Она пожала плечами.
— Во всяком случае, они их не взяли.
— Вы не возражаете, если я их заберу?
— Сколько угодно.
Я спустился, отнес ящик с ними к двери парадного, а потом вернулся в гостиную и продолжил расспрос. Льюис успела вновь погрузиться в книгу и без всякого воодушевления посмотрела на меня.
— Как Эшу удалось получить деньги в банке?
— Он захватил с собой отпечатанную открытку с подписью Дженни. В ней говорилось, что она хочет закрыть счет и направить средства в Фонд милосердия для ежегодного званого обеда. И еще взял чек, опять-таки с подписью Дженни под всеми суммами вплоть до самых мелких.
— Но она этого не писала...
— Нет. Все сделал он. Я видела и открытку и чек. Банк передал их в полицию. Вы никогда не догадались бы, что он подделал почерк. У него получилось в точности как у Дженни. Даже она не увидела никакой разницы.
Льюис поднялась, оставив книгу на полу.
— Вы уже уходите? — явно с радостью осведомилась она. — У меня полно дел.
Из-за Ники я запустила занятия.
Она проводила меня в холл и по дороге не удержалась от очередной ехидной реплики.
— Банковские клерки не смогли припомнить Ники. Они каждый день открывают и закрывают тысячи счетов и выплачивают уйму денег. Как-никак Оксфорд — крупный торговый центр. Они имели дело только с Дженни, и это было за десять дней до того, как полиция нагрянула в банк и принялась задавать вопросы. Никто из них не запомнил Ники.
— Он — настоящий профессионал, — сухо проговорил я.
— Боюсь, что вы правы. — Она пошла открывать дверь, а я в это время нагнулся и с трудом поднял коричневый ящик, стараясь сохранить равновесие и не выронить лежавшие наверху открытки.
— Спасибо вам за помощь, — сказал я.
— Позвольте мне отнести этот ящик.
— Я справлюсь и сам, — отозвался я. Она окинула меня беглым взглядом.
— Я в этом не сомневаюсь. Но у вас просто сатанинская гордыня. — Она выхватила ящик у меня из рук и уверенно двинулась по лестнице. Я направился за ней, чувствуя себя последним идиотом. Наконец мы вышли из дома на асфальтированную площадку.
— Где ваша машина? — спросила она.
— Сзади, во дворе, но...
С таким же успехом я мог бы обратиться к морской волне. Я старался не отставать от Льюис, робко указал на «Шимитар» и открыл багажник. Она поставила туда ящик, и я захлопнул крышку.
— Спасибо, — вновь произнес я. — За все. В ее глазах мелькнула усмешка.
— Если вы надумаете как-нибудь помочь Дженни, вам не трудно будет связаться со мной и дать мне знать? — обратился я к Льюис.
— В таком случае оставьте ваш адрес. Я достал из внутреннего кармана визитную карточку и вручил ей.
— Там написано.
— Ладно. — Она постояла минуту, и по выражению лица Льюис я так и не смог определить, что у нее на душе. — Буду с вами откровенна, — напоследок призналась она. — По рассказам Дженни я представляла вас... совсем другим.
Глава 5
Из Оксфорда я взял курс на запад в Глостершир и добрался до конного завода Гарви в половине двенадцатого. Воскресное утро — самое удобное время для посещения.
Я застал Тома Гарви в его конюшне. Он разговаривал с конюхом, уверенно расхаживая вдоль стойл. Я замедлил шаги.
— Сид Холли! — воскликнул он. — Какой сюрприз! Что тебя сюда привело?
Я скорчил гримасу и открыл окно машины.
— Почему при встрече со мной все думают, будто мне что-нибудь нужно?
— Конечно, парень. У тебя прекрасный нюх, ты чуешь суть любого дела, потому так и говорят. Знаешь, даже до нас, сельских простаков, многое доходит.
Я улыбнулся, выбрался из машины и пожал руку шестидесятилетнему плуту. Он был так же далек от сельского простака, как мыс Горн от Аляски. Это был здоровый и сильный как бык мужчина с железной волей, громким, властным голосом и какой-то цыганской хитрецой. Его рукопожатие показалось мне столь же крепким, как его деловая хватка, и столь же сухим. С людьми он обходился без сантиментов, а вот лошадей нежно любил. Он преуспевал год от года, и если бы мне понадобилось отыскать в его конюшне какого-нибудь чистокровного жеребца с чертами вырождения, я бы ничего не добился.
— Так что тебе здесь нужно, Сид? — спросил он.
— Я приехал посмотреть кобылу. Том. Ее к тебе недавно привезли. Мне это просто интересно.
— Неужели? Какую именно?
— Бетезду.
Выражение его лица мгновенно изменилось. Сперва он глядел на меня с веселым недоумением. Но когда я заговорил о лошади, и веселье и недоумение мгновенно улетучились: Он прищурил глаза и резко бросил:
— А почему ее?
— Ну, может быть, она ожеребилась?
— Она умерла.
— Умерла?
— Разве ты не слышал, что я сказал, парень. Она умерла. Лучше зайдем ко мне.
Он повернулся и вышел из конюшни. Я последовал за ним. Дом у него был старый, темный, со спертым воздухом. Жизнь шла за его стенами — в поляк, конских стойлах, под навесом для молодняка. А здесь тишину нарушал только бой тяжелых старинных часов, и даже на кухне, судя по всему, ничего не готовили.
— Садись.
Какая-то странная комбинация столовой и служебного кабинета: массивный старый стол и плотный ряд стульев по одну сторону, а по другую — шкафы с картотеками и кресла. Никаких попыток приукрасить обстановку и произвести впечатление на покупателя. Впрочем, сделки обычно заключались на ходу.
Том уселся за стол, а я примостился на ручке кресла, решив, что во время этого разговора мне вряд ли удастся расслабиться и спокойно вздохнуть.
— Итак, — проговорил он. — Почему ты спросил меня о Бетезде?
— Просто хотел выяснить, что с ней стало.
— Не крути, парень. Меня трудно обмануть. Из одного любопытства ты не потащился бы за много миль. Для чего ты хотел узнать?
— Ко мне обратился клиент.
— Какой клиент?
— Если бы я работал для тебя, — сказал я, — и ты попросил бы меня держать дело в тайне, тебе было бы приятно, если бы я проболтался?
Несколько минут он сосредоточенно смотрел на меня. Взгляд у него был унылый.
— Нет, парень. Вряд ли. По-моему, тут и скрывать-то нечего. Бетезда умерла при родах. И жеребенок вместе с ней. Такой малюсенький, сразу видно, не жилец.