— Эдди, — с улыбкой проговорил я и почувствовал себя предателем.
— Хэлло, Сид, — весело откликнулся он и лукаво подмигнул мне, отчего его пухлые щеки сделались еще круглее. — Что ты здесь делаешь?
Что ты здесь делаешь?
Нормальный, доброжелательный вопрос. Без подозрений. Без трепета.
— Подбираю разные крохи, — ответил я. Он громко хмыкнул.
— Насколько я слышал, это мы подбираем твои. Еще немного, и ты нас всех оставишь без работы.
— Ни в коем случае.
— Не наступай нам на пятки, Сид. Он продолжал улыбаться, но в его голосе прозвучала угроза. Я посмотрел на его поредевшие волосы и большие усы. Широкое мясистое лицо казалось по обыкновению благодушным, но арктический холод незаметно подступил и уже улавливался в его взгляде. Я не сомневался, что получил серьезное предупреждение.
— Такого никогда не будет, — без малейшей искренности проговорил я.
— До встречи, приятель, — попрощался он, открывая дверь. Эдди кивнул, улыбнулся и напоследок, как водится, похлопал меня по плечу. — Береги себя.
— И ты тоже, Эдди, — произнес я, посмотрел ему в спину и негромко, с сожалением повторил:
— И ты тоже.
Я благополучно добрался с документами до дома, немного подумал и позвонил знакомому специалисту по дирижаблям.
Он сказал:
— Привет, рад тебя слышать, не распить ли нам когда-нибудь бутылочку?
Нет, ни о каком Джоне Вайкннге он и понятия не имеет. Я прочел ему формулу и спросил, говорит ли она ему хоть что-нибудь. Он расхохотался и ответил, что, наверное, по такой формуле наполненный горячим воздухом баллон можно отправлять даже на Луну.
— Большое спасибо, я тебе очень признателен, — саркастически произнес я.
— Нет, серьезно, Сид. Это расчет для максимальной высоты. Попробуй обратиться к аэростатчикам. Для них главное — побить рекорд. Высоты, дальности полета и все в таком духе.
Я спросил, знает ли он кого-либо из аэростатчиков, но он ответил:
— Увы, не знаю, я имею дело только с дирижаблями.
Мы расстались, не слишком внятно и отчетливо пообещав встретиться где-нибудь, когда-нибудь, в какой-нибудь день. Мне стало ясно, что я потратил время даром. Я перелистал телефонный справочник, и вдруг передо мной обозначились невероятные слова: «Общество любителей воздухоплавания» с адресами офисов в Лондоне и номером телефона.
Я позвонил. Приятный мужской голос ответил мне, что, разумеется, он знает Джона Вайкинга, кто же из аэростатчиков его не знает, он ведь настоящий сумасшедший.
Сумасшедший?
Джон Вайкинг, пояснил мне голос, привык рисковать. Ни один человек в здравом уме даже не мечтает с ним состязаться. Если я хочу с ним поговорить, заявил голос, то непременно нанду его на соревнованиях по полетам на аэростатах в понедельник в полдень.
— А где будут проводиться соревнования по полетам на аэростатах в понедельник в полдень?
— Скачки, соревнования по полетам на аэростатах, качели, карусели и прочие игры включены в программу майского пикника в парке Хайлейн в Йоркшире. Джон Вайкинг там будет. Обязательно.
Я поблагодарил за помощь, повесил трубку и принялся размышлять о том, что совершенно забыл о майском пикнике. Национальные праздники всегда были для меня рабочими днями, как и для каждого жокея. Нам приходилось развлекать отдыхающих.
Я даже не замечал, когда они наступали и когда кончались.
Чико принес чипсы с рыбой в каких-то гигиенических, смазанных жиром упаковках. Он решил поджарить их в этих упаковках, отчего чипсы сразу размокли.
— Ты знаешь, что в понедельник состоится праздничный пикник? — спросил я.
— А чего ради я готовил к турниру по дзюдо своих оболтусов?
Он выложил чипсы на тарелку, и мы съели их, орудуя главным образом руками.
— Я вижу, ты снова возрождаешься к жизни, — заметил он.
— Временно.
— Лучше мы сейчас займемся делом, пока ты здесь.
— Синдикаты, — начал я и рассказал ему о несчастном Мэсоне, которого отправили с тем же поручением, о том, как на него напали и превратили в полуидиота.
Чико просыпал излишек соли на чипсы.
— Выходит, нам надо остерегаться?
— Ты согласен начать сегодня же?
— Обязательно. — Он задумался, немного помолчал и облизал пальцы. — Но ты ведь сказал, что нам за это не заплатят.
— Не деньгами.
— А почему бы нам в таком случае не расследовать дело со страховками?
Работка спокойная, непыльная, и гонорар нам обеспечен.
— Я обещал Лукасу Вейнрайту сперва разобраться с синдикатами. Чико пожал плечами.
— Ты хозяин. Но получается, что мы в трех случаях, считая твою жену и Розмари, которой мы вернули чек, работали задаром.
— Потом мы за это получим.
— Значит, ты решил продолжать?
Я ответил не сразу. Я не только не знал, хочу ли я этого, но не представлял, смогу ли. За последние месяцы Чико и я довольно часто сталкивались с крепкими ребятками, пытавшимися пресечь наши расследования. У нас не было покровителей ни в службе безопасности скачек, ни в полиции. Кроме нас самих, никто не мог бы нас защитить. Мы воспринимали синяки как часть работы. Прежде я считал такой же частью работы падения с лошади, а Чико — неудачи на состязаниях по дзюдо. А что, если Тревор Динсгейт сумел все это изменить... И не на одну страшную неделю, но на гораздо больший срок, быть может, навсегда?
— Сид, — грубовато проговорил Чико. — Возвращайся.
Я сглотнул слюну.
— Ну... что же... мы сейчас займемся синдикатами. А там посмотрим.
Скоро я узнаю, подумал я. Так или иначе я это почувствую. Если я больше не смогу заходить в клетки к тиграм, то нам конец. Одного в нашем деле недостаточно, мы должны работать на пару.
Если я не смогу... то скоро умру.
Первый синдикат в списке Лукаса Вейнрайта организовали восемь человек.
Трое из них являлись зарегистрированными владельцами лошадей, и первым значился Филипп Фрайли. Зарегистрированные владельцы неизменно высоко ценились в мире скачек. Они платили налоги, держали все под контролем, но никому не мешали и были финансовым источником и движущей силой конного спорта.
Синдикаты расширяли круг людей, непосредственно связанных со скачками, и спорту это шло лишь на пользу. Они также делили расходы на тренировки на небольшие доли, и это уже шло на пользу владельцам. Так создавались синдикаты миллионеров, шахтеров, группы рок-гитаристов и завсегдатаев пивных. Любой человек, начиная с тетушки Фло и кончая предпринимателем, мог Стать членом синдиката, и задача Эдди Кейта была достаточно скромна — проверять, внесены ли в списки хозяева лошадей, и выяснять их подлинные фамилии.
— Меня интересуют вовсе не зарегистрированные владельцы, — сказал я. — Нам нужно разобраться с остальными.
Мы направились в Танбридж-Уэллс и уже миновали Кент, Танбридж-Уэллс место в высшей степени респектабельное. Убежище для отставных полковников и дам, играющих в бридж. По статистике преступлений Танбридж-Уэллс постоянно занимал одно из последних мест. Однако рядом с этим городком жил Питер Раммилиз, который, по словам информатора Лукаса Вейнрайта, был активным членом всех четырех подозрительных синдикатов, хотя его имя нигде не фигурировало.
— На Мэсона, — задумчиво произнес я, — напали и избили его до полусмерти на одной из улиц Танбридж-Уэллса.
— Он еще мне рассказывает.
— Чико, — спросил я, — ты не хочешь вернуться в Лондон?
— А ты что, получил предупреждение? Я помедлил минуту, ответил:
— Нет.
А затем разогнал машину и свернул, не снижая скорости.
— Знаешь, Сид, — сказал он, — нам не стоит ехать в Танбридж-Уэллс. С этим типом нам ничего не светит.
— Ну и что ты думаешь делать? Он промолчал.
— Нам надо ехать, — решил я.
— Ладно.
— Мы должны выяснить, что интересовало Мэсона, но сами спрашивать не будем.
— Кто он такой, этот Раммилиз? — полюбопытствовал Чико.