— Боюсь, что она попала в скверную историю. Я взглянул на него, но глаза Чарльза были по-прежнему полузакрыты.
— Чарльз, — с отчаянием произнес я, — вы не можете. Вы не вправе меня просить. Вы же знаете, как она со мной обращается.
— Но, по-моему, ты отлично держишься и воспринимаешь все как надо.
— Никто в здравом уме не полезет в клетку к тигру.
Он смерил меня быстрым взглядом и слегка скривил рот. Возможно, мне не следовало говорить так о его красивой дочери.
— Я знаю, Сид, — сказал он, — что ты не раз заходил в клетки к тиграм.
— В данном случае к тигрице, — иронически уточнил я.
— Так, значит, ты приедешь, — обрадованно подхватил он.
— Нет... Честно признаться, для меня это слишком.
Он вздохнул, уселся поудобнее и посмотрел на меня сквозь бокал с джином. Я не придал значения его невыразительному взгляду, поняв, что он продолжает размышлять.
— Камбала в тесте? — неуверенно предложил он. — Я могу позвать официанта?
Нам надо поскорее перекусить, ты так не считаешь?
Он заказал камбалу для нас обоих, изменив своим привычкам и нарушив сложившиеся правила. Теперь я мог вполне нормально есть на людях, но этому предшествовал изнурительно долгий и беспокойный период, когда моя поврежденная рука нелепо болталась, ничего не способна была взять, и мне приходилось прятать ее в карман. Не успела она зажить и прийти в порядок, как снова оказалась сломана, и на этот раз я окончательно лишился ее.
Вы приобретаете и теряете, и, если вам удается сохранить что-нибудь из разрушенного, пусть даже малую толику, у вас хватит сил жить и действовать дальше.
Официант сообщил нам, что блюда подадут через десять минут, и неторопливо удалился, прижав меню под мышкой. Чарльз поглядел на часы, а затем окинул взглядом просторный, светлый, тихий зал, где посетители сидели на стульях бежевого цвета и что-то обсуждали.
— Ты поедешь в Кемптон сегодня днем? — задал он вопрос. Я кивнул.
— Первые скачки состоятся в половине третьего.
— У тебя сейчас есть работа? Для допроса он выбрал уж слишком вежливый тон.
— Все равно в Эйнсфорде меня не ждите, — откликнулся я. — Во всяком случае, пока там Дженни.
Немного помолчав, он произнес:
— Я хотел бы видеть тебя в Эйнсфорде, Сид. Я посмотрел на него. Он следил за тем, как официант разносил напитки сидевшим в другом конце зала, и явно тянул время, обдумывая очередную фразу.
Потом Чарльз откашлялся и заговорил, как бы ни к кому не обращаясь:
— Дженни вложила деньги и, если можно так выразиться, пожертвовала своим именем ради одного рекламного предприятия. Похоже, оно оказалось чистым надувательством.
— И что же она сделала? — поинтересовался я. Он с подозрительной быстротой вновь метнул на меня взгляд, но я перебил его, едва он открыл рот.
— Нет, — сказал я. — Если она так поступила, то разбираться нужно вам.
— Но она воспользовалась твоим именем, — продолжил Чарльз. — Дженнифер Холли.
Я ощутил, как захлопнулась приготовленная для меня ловушка. Чарльз не сводил глаз с моего застывшего лица и с едва заметным вздохом облегчения оставил эту тему, дав понять, что его обуревает какая-то глубокая душевная тревога. Слишком уж он много знает, с горечью подумал я, и хорошо изучил, на чем меня можно поймать.
— Она увлеклась одним человеком, — бесстрастно пояснил он. — Мне он не очень нравился, но ведь и ты мне вначале совсем не нравился. Я понял, что судить по первому впечатлению — ошибка, потому что я отнюдь не всегда доверяю собственной интуиции.
Я ел арахис. Он невзлюбил меня потому, что я был жокеем. Он считал, что такой муж не подходит его изысканной дочери, а я решил, что он — сноб с комплексом социального и интеллектуального превосходства, и тоже невзлюбил его.
Странно сознавать, что теперь он стал для меня чуть ли не самым близким человеком. Чарльз продолжил.
— Этот новый знакомый уговорил ее заняться рассылкой деловой корреспонденции. Весьма достойное занятие и к тому же на редкость прибыльное, по крайней мере, на первый взгляд. Легкий способ заработать деньги благотворительностью, ну, ты понял, что я имею в виду. Вроде рождественских открыток, только в данном случае речь шла о полировке из воска для старинной мебели. Они наняли кого-то для покупки воска, зная, что получат хороший доход и прибыль им наверняка обеспечена.
Он мрачно посмотрел на меня. Я терпеливо ждал и ни на что не надеялся.
— Заказы поступили, — сказал он. — Ну и деньги, конечно, тоже. Дженни и ее приятельница принялись рассылать воск.
— И Дженни закупала его целыми партиями, — догадался я.
Чарльз вздохнул.
— Тебе ничего не надо объяснять.
— Дженни наверняка оплачивала стоимость посылок, платила за упаковку, рекламные проспекты и справочники?
Он кивнул.
— Она отправляла в банк все расписки на особый благотворительный счет.
Теперь эти расписки изъяты, ее знакомый исчез, а никакой благотворительной организации, как выяснилось, не было и в помине.
Его рассказ меня не на шутку встревожил.
— А как сейчас обстоят дела у Дженни? — осведомился я.
— Боюсь, хуже некуда. Дело может дойти до суда. Ее имя фигурирует повсюду, а этот человек сумел выйти сухим из воды. О нем даже не упоминают.
Я не мог найти подходящих слов, любая ругань, любое богохульство казались недостаточными. Чарльз наблюдал за мной, пока я угрюмо молчал, а потом несколько раз одобрительно кивнул.
— Она вела себя на редкость глупо, — подтвердил он.
— Неужели вы не могли ее остановить? Предупредить о последствиях.
Он с грустью покачал головой.
— Я узнал об этом лишь вчера, когда она приехала в Эйнсфорд в настоящей панике. Она отправляла воск из своей квартиры в Оксфорде.
Нам принесли заказ, но впоследствии я так и не смог вспомнить вкус камбалы.
— Этого человека зовут Никлас Эш, — сообщил мне Чарльз. — Во всяком случае, так он представляется. — Он немного помолчал. — Мой адвокат считает, что тебе стоит заняться его поисками.
Я ехал в Кемптон, ощущая, как мои мускулы откликаются на каждое движение мотора, и с неприязнью думал о Дженни.
Оказалось, что сам по себе развод ничего не изменил. Недавняя профилактическая процедура, безликий суд, на который никто из нас не явился (отсутствие детей, имущественных претензий, никаких попыток примирения, просьба удовлетворена, пожалуйста, проходите следующие), похоже, не разбили наши жизни, но погрузили нас в глубокую душевную кому. Легализация положения не стала для нас широко открытой дверью и не обеспечила подлинной свободы. Чтобы оправиться от эмоционального шока, понадобится много времени. Я и не подозревал, что это столь долгий и трудный процесс.
Если прежде мы были неразлучны и бросались друг другу в объятия, то теперь при каждой встрече выпускали когти. Восемь лет я любил, терял и оплакивал в душе Дженни. Я очень хотел, чтобы мои чувства умерли, но они еще были живы.
Время, когда Дженни станет мне чужой, было по-прежнему невообразимо далеко.
Если я постараюсь помочь ей в этом гнусном и дурацком деле, то нарвусь на оскорбления. А если не стану ей помогать, то заживо сгорю в аду от стыда. Ну почему, с ожесточением подумал я, эта стерва оказалась еще и непроходимой дурой.
Для буднего апрельского дня болельщиков в Комптоне собралось достаточно, хотя я, как и прежде, с сожалением отметил, что чем ближе от Лондона скачки, тем меньше зрителей они собирают. Горожане, как правило, любят азартные игры, но не свежий воздух и не лошадей. Ипподромы Бирмингема и Манчестера уже пришли в упадок из-за равнодушия зрителей, а ливерпульский жив лишь благодаря Большим национальным скачкам, которые иногда отменяются, но через некоторое время возрождаются, как Феникс из пепла.