Услуга за услугу, мелькнуло у меня в голове… Допустим, но цена меня совсем не устраивает. Я нехотя побрел в хирургический кабинет Бразерсмита.
Он задал мне массу вопросов, говоря четко и ясно, как с больным, а я отвечал ему с подчеркнутым безразличием. У меня накопился немалый опыт, как-никак я частенько посещал Инвалидный центр.
— Вам не трудно вращать запястьем? — спросил он.
— Да, немного. — Я показал ему, как это делается. — Там вставлено нечто вроде чашечки, которая соединяется с пальцами. Другой электрод, подключаясь, вызывает определенные импульсы, благодаря которым рука и поворачивается.
Я понял — он хочет, чтобы я снял протез и показал его. Однако я не собирался этого делать. Наверное, он почувствовал и не стал меня просить.
— Он очень прочно соединен с вашим локтем, — произнес он, постаравшись деликатно обойти острые углы.
— Во всяком случае, не падает.
Бразерсмит кивнул головой.
— И вы легко снимаете и прикрепляете его?
— Я пользуюсь пудрой из талька. Она хорошо скрепляет. — Я не стал подробно объяснять.
Чико открыл рот, но тут же закрыл его, уловив мой неприязненный взгляд. Он не сказал Бразерсмиту о том, что часто я снимаю протез с большим трудом.
— Вы рассчитываете приспособить подобное устройство для лошадиных ног? — поинтересовался Чико.
Бразерсмит поднял голову. Лицо у него по-прежнему было напряженное. Он серьезно ответил:
— Технически это вполне возможно, но я сомневаюсь, что кому-нибудь удастся вытренировать лошадь или заставить электроды реагировать на импульсы ее мозга. К тому же мы не оправдаем расходы.
— Я просто пошутил, — небрежно заметил Чико.
— Разве? Да, я понял. Но нередко случалось, что у лошади приживался протез. Я как-то прочел об удачном протезе передней ноги у одной породистой кобылы. Она с ним нормально бегала и даже родила здорового жеребенка.
— Ага. — Поворот темы обрадовал Чико. — Знаете, за этим мы и приехали. Узнать о кобыле. Только эта в отличие от вашей недавно умерла.
Бразерсмит без всякого удовольствия переключился с разговора об искусственных конечностях на расспросы о лошадях с больным сердцем.
— Ее звали Бетезда, — проговорил я, опустил рукав и застегнул запонку.
— Бетезда? — Он наморщил лоб, и его взгляд из беспокойного сделался огорченным. — Простите, я не в силах припомнить…
— Это кобыла из конюшни Джорджа Каспара, — уточнил я. — В два года она считалась одной из лучших, а в три у нее начались сердечные спазмы, и она перестала выступать. Ее отправили на обследование, потом она ожеребилась, но во время родов у нее остановилось сердце.
— Бедняга, — с явным сочувствием воскликнул он. — Какая жалость. Но я уже объяснял вам, что имею дело с массой лошадей и порой даже не знаю их клички. Вас, наверное, волнует вопрос со страховкой, или вы полагаете, что всему виной халатное обращение? Уверяю вас…
— Нет, — успокоительно произнес я, — вы ошибаетесь. Мы имели в виду совсем иное. Но, может быть, вы припомните, как лечили Глинера и Зингалу?
— Да, конечно. Этих двух я прекрасно помню. Настоящий позор для Джорджа Каспара. Такое разочарование.
— Расскажите нам о них поподробнее.
— Да тут и рассказывать, собственно, нечего. Обычная история, за исключением того, что в два года оба жеребца были в отличной форме.
— Что вы имеете в виду? — недоуменно спросил я.
Он нервно задергал головой, решая, как лучше выразить нелестное мнение.
— Я не уверен, стоит ли мне так говорить о ведущих тренерах вроде Каспара, но дело в том, что сердце двухлетки нетрудно запороть, особенно если речь идет о призовых лошадях. Их можно заездить, а вы сами знаете, напряжение на скачках колоссальное. Когда жокей следует всем правилам, то загоняет лошадь, и хотя она побеждает, но слишком дорогой ценой — собственного будущего.
— Глинер выиграл скачки в Донкастере, но пришел к финишу в грязи, — задумчиво проговорил я. — Я его видел. Это был очень тяжелый заезд.
— Верно, — согласился Бразерсмит. — Потом я его тщательно осмотрел. Болезнь не приходит сразу. До скачек в Гинеях он казался мне вполне здоровым. Но после них у него началось страшное истощение. На первых порах мы думали, что это вирус, но через несколько дней обнаружили у него сильное сердцебиение и поняли, в чем тут причина.
— Какой вирус? — насторожился я.
— Давайте разберемся… Вечером в Гинеях у него была легкая лихорадка, как бывает при простуде. Но вскоре озноб прошел. Значит, дело в другом, и у него разболелось сердце. Но мы не сумели это предвидеть.