Однако я всю жизнь привык «запираться на ключ». Так я защищался от мира еще в школьные годы. Я выстроил стену, и разрушить ее было невозможно.
Через минуту я сдержанно улыбнулся:
— Ты хоть немного передохнул на Харли-стрит?
— Так-то оно лучше, — откликнулся Чико. — Знаешь, ты много потерял. Три-Нитро после скачек в Гинеях увезли на обследование, а всю конюшню Джорджа Каспара перевернули вверх дном. Кстати, в «Спортинг лайф» об этом целая статья. Адмирал принес сюда газету. Ты уже прочел?
Я покачал головой.
— Мы-то считали, что наша Розмари с приветом. А выходит, она первая догадалась. Интересно, как это им удалось?
— Им? — переспросил я.
— Ну тем, кто это сделал.
— Я не знаю.
— Утром в субботу я протолкнулся вперед, чтобы посмотреть галоп, — сказал он. — Да, да, я знаю, ты послал телеграмму, что тебя к этому времени не будет, но в пятницу я полночи развлекался с одной прехорошенькой куколкой, вот и остался на следующий день. Ночью больше, ночью меньше, какая разница, да к тому же она была машинисткой у Джорджа Каспара.
— Она была…
— Печатает. Иногда объезжает лошадей. В общем, она сама говорит, что может делать чуть ли не все, да еще болтать без умолку.
Новому запуганному Сиду Холли не хотелось даже слушать эти истории.
— В среду в доме Джорджа Каспара весь день скандалили, — продолжил Чико. — Началось за завтраком. К ним явился Инки Пул и сказал, что Сид Холли приставал к нему с вопросами, а ему, Инки Пулу, это не понравилось.
Он сделал паузу, рассчитывая, что как-нибудь я отреагирую. Но я просто посмотрел на него.
— Ты меня слушаешь? — насторожился он. — У тебя опять лицо точно камень.
— Прости.
— Затем пришел ветеринар Бразерсмит, услышал, что говорит Инки Пул, и добавил: «Как любопытно. Сид Холли на днях был у меня и тоже все расспрашивал. О болезнях сердца. И речь шла как раз о тех лошадях, о которых упомянул Инки Пул. О Бетезде, Глинере и Зингалу. А еще о Три-Нитро, о том, как он себя чувствует и нет ли у него болей в сердце». Моя куколка-машинистка уверяла, что Джордж Каспар просто взорвался и так орал, что и в Кембридже было слышно. Он ведь помешан на этих лошадях.
Тревор Динсгейт, холодно подумал я, завтракал у Каспаров и слышал каждое слово.
— Конечно, — продолжил Чико, — через некоторое время они отправились на фермы к Гарви и Трейсу и выяснили, что ты там тоже побывал. Моя куколка утверждает, что твое имя склоняли на все лады.
Я провел ладонью по лицу.
— А твоей куколке известно, что ты работаешь со мной на пару?
— Я тебя умоляю. Конечно, нет.
— А что-нибудь еще она говорила? — Какого черта я его спрашиваю, мрачно подумал я.
— Да. Она сообщила, что Розмари требовала от Джорджа Каспара поменять весь распорядок субботних скачек, приставала к нему в четверг и в пятницу. И он чуть на стенку не лез. А в конюшне еще увеличили охрану, и они задели сигнализацию. — Он перевел дыхание. — Больше она ничего не сказала. Потому что мы выпили три рюмки мартини и занялись любовью.
Я сел на ручку кресла и уставился на ковер.
— Утром я наблюдал галоп, — проговорил Чико. — Твои снимки мне очень пригодились. Там были сотни этих чертовых лошадей… Кто-то пояснил мне, какие из них Джорджа Каспара. И там был Инки Пул, хмурый, как на фотографиях. Ну вот, я взял его и тех, кто рядом, за точку отсчета. Когда дело дошло до Три-Нитро, все засуетились. Они приподняли седло и подобрали другое, поменьше. Инки Пул на нем и скакал.
— Значит, на Три-Нитро, как обычно, ехал Инки Пул?
— Да, они выглядели совсем как на твоих снимках, — подтвердил Чико.
Я продолжал смотреть на ковер.
— Что мы теперь будем делать? — осведомился он.
— Ничего… Отдадим Розмари ее деньги, и конец.
— Эй, послушай, — возразил мне Чико. — Кто-то испортил лошадь. Ты же знаешь, они этим и раньше занимались.
— Теперь это нас не касается.
Мне хотелось, чтобы он перестал на меня смотреть. Я почувствовал, что мечтаю заползти куда-нибудь в щель и спрятаться.
Кто-то с силой нажал дверной звонок и долго не снимал палец с кнопки.
— Нас нет дома, — предупредил я, но Чико встал и отправился открывать.
Розмари Каспар чуть не сшибла его с ног, пробежала по холлу и ворвалась в гостиную все в том же старом желтом плаще. Она кипела от негодования. Я обратил внимание, что в этот раз она была без шарфа, без парика и держалась крайне агрессивно.