Выбрать главу

Следуя за ветрами, курсом на Куману, после Кубагуа мы прибыли в Борбурату — прекрасное место, хотя и малонаселенное по вине постоянных пиратских набегов. В ее порту многочисленные команды чинили корабли, пополняли припасы и набирали воду в ближайшей реке Сан-Эстебан. Там мы поменяли наши товары на другие, столь же странные, что и приобретенные в предыдущих портах, моим любимцем стал вкуснейший фрукт под названием банан. Также мы купили соль и апельсины.

Через четыре дня после Борбураты мы добрались до островов Коро, Кюрасао и Бонэйр, где наполнили трюмы сахаром, имбирем, медом, пшеницей, кукурузой, мясом, жиром и шкурами. Я в жизни своей не пробовала сахара, и мне он показался весьма вкусной приправой, которую я быстро полюбила. Воды здесь были гораздо более беспокойные и бурные, чем на остальном побережье. Корпусам кораблей угрожали страшные рифы, и Гуакоа пришлось проявить мастерство и осторожность, ведя судно через узкие бреши в коралловом барьере в гавань. На Кюрасао я впервые увидела, что отец отвергает работорговлю.

Один его знакомый из Буэнос-Айреса предложил по хорошей цене шесть превосходных рабов: двух мужчин, двух женщин и двух детей, негров с побережья Гвинеи.

— Я никогда не практикую эту подлую торговлю, — прошептал он мне на ухо, — недостойно приличному человеку владеть другим, как вещью. По природе своей все люди свободны, вне зависимости от цвета кожи.

И сказав это, он подошел к неграм и резким жестом оторвал пуговицы на рубахе одного из мужчин, обнажив его торс.

— А где клеймо? — раздраженно крикнул он продавцу. — Не вижу на этом рабе клейма королевского казначейства. Как вы смеете продавать незаконный товар, за который не уплачено налогов короне? Эй, сюда! — обратился он к чиновнику таможни, прохаживающемуся по рынку и жующему фрукты. — Сюда!

— Убирайтесь отсюда! — рявкнул продавец живого товара. — Вечно вы устраиваете переполох, где бы ни появлялись, Эстебан Неварес!

— Ступайте с Богом, сеньор Алонсо Лопес, — высокомерно ответил отец, сделав чиновнику знак, чтобы тот не приближался.

Плотник Антон Мулато, кок Мигель Малемба, матрос по прозвищу Черный Томе и юнга Хуанито Гунгу посмотрели на моего отца с восхищением. Я поняла, что они без лишних раздумий отдали бы за него свою жизнь. Как я убедилась в последующие дни, это относилось и ко всей остальной команде. По этой причине, а также по другим, о которых я еще расскажу, они уважали моего отца больше, чем можно себе представить. Эстебан Неварес был человеком чрезвычайной честности и достоинства, с чистой совестью, которого возмущала несправедливость.

Отплыв с Кюрасао, мы прошли неподалеку от Арубы, Маракайбо и мыса Вела, не приближаясь к ним, и через два дня хода при сильных северо-западных ветрах прибыли в Риоачу. Мы уже находились совсем рядом с Санта-Мартой, как сообщил однажды вечером отец, и сеньора Мария уже учуяла наш корабль и начала готовиться к приему.

— И откуда она знает, когда мы приплывем? — удивилась я.

— За двадцать лет мне так и не удалось это выяснить, — ответил отец, ухватившись за снасти, чтобы подойти к штурвалу, — но она никогда не ошибалась.

Риоача была важным центром добычи жемчуга, где мы наторговали почти на тридцать пять песо и восемь реалов серебром, то есть на десять тысяч мараведи. Глашатай созвал всех колонистов на берег, поскольку уже несколько недель сюда не заходил ни один другой торговец, и отец преуспел в торговле, что мы отметили, выпив рома в одной из таверн города.

В тот день я многому научилась: первое, что ром — это отличная выпивка, сделанная из сахарного тростника; второе, что в тавернах не подают еды, только вино, ром, чичу и самогон, и по этой причине туда часто заходят всякие бродяги и преступники; третье — что в тавернах мужчины только и делают, что болтают всякую чепуху и глупости, сидя на скамьях или стульях; а четвертое и последнее — что то ли из-за того, что я женщина, то ли из-за недостатка опыта, но я не могу выпить столько же, сколько отец и мои товарищи.

Я не помню, ни как закончился вечер, ни как я добралась до корабля, ни даже как оказалась в своей койке, накрытая одеялом. Я лишь знаю, что на следующий день, когда мы уже направлялись к Санта-Марте, меня одолевали приступы тошноты, так что я многократно опустошала желудок и чуть не выблевала за борт свои кишки, как при чумной лихорадке; меня мучила такая головная боль, что разбивающиеся о борт корабля волны отдавались в ушах грохотом барабанов. Я помню, как смотрела на береговую линию, состоящую из ущелий в красной глине, пока мы удалялись от Риоачи.

— Умунулуну! Умунукуну! [18], — закричал Гуакоа тем вечером, когда я несла четырехчасовую вахту, а остальные драили палубу. Вытянутой рукой он указал на громадные горы, без сомнения, самые высокие в мире, чей силуэт вырисовывался на горизонте.

Все стали кричать и радоваться и побросали свои занятия, чтобы подойти к борту и посмотреть на огромные вершины. Прямо перед нами находился маленький островок. Гуакоа повернул, чтобы войти в невидимый проход между островом и побережьем, и обогнув скальный выступ, на котором стояла хижина, мы вошли в прекрасную бухту с бирюзовыми водами и красивым пляжем в форме морской раковины, где располагался городок с рядами низких домов из тростника и соломы. Вокруг домов простиралась широкая равнина, а за ней — дикие джунгли, густое зеленое одеяло, быстро поднимающееся по отрогам гор до громадных заснеженных вершин, что окружали Санта-Марту.

Отец, которого я уже начинала ценить, приблизился ко мне и положил руку на плечо.

— Тот островок, который мы только что прошли — это Морро. Бухта, где мы находимся, называется Кальдера. Горы, которые Гуакоа назвал Умунукуну, это Сьерра-Невада. Она выходит оттуда, — махнул он в сторону устья реки, спускающейся с гор справа от поселения. — Это Мансанарес, она течет на юго-запад и названа так в честь одного мадридца, который много лет прожил в этих краях. Сейчас сухой сезон, и уровень воды низкий, но вот увидишь, какой она станет с июня по октябрь, во время сезона дождей. Вскоре ты посетишь и болота с трясинами, что находятся на другом берегу Мансанареса. Они самые большие в мире. Этот город, сынок, первый из тех, что основали в Новом Свете. Говорят, что им была Кумана, но это вранье. Первой была Санта-Марта в 1525 году, ее основал конкистадор Родриго де Бастидас. Раньше у нас было больше жителей, но после многочисленных нападений пиратов осталось лишь семьдесят.
Похоже, отец внезапно разозлился.
— Знаешь... Санта-Марту много раз грабили и сжигали дотла английские пираты. Всего пять лет назад корсар Фрэнсис Дрейк напал на город, отсюда, из Кальдеры, опустошил его и поджег. Лишь мой дом и дом губернатора уцелели. Мы еще не оправились от этого несчастья, когда немного погодя, в том же самом году, нас посетил омерзительный Энтони Ширли, еще один проклятый англичанин, укравший то немногое, что еще оставалось.

Следуя по прямой и подняв паруса, «Чакона» направилась к пристани, где стояли еще два корабля (каравелла и каррака), и все мы выстроились в готовности для маневров по причаливанию. Жители городка стали собираться на пляже небольшими группами.

Как только мы бросили якорь и спустили трап, отец мигом сошел на берег, чтобы поприветствовать соседей, которые бросились к нему с распростертыми объятиями и хлопали его по плечам и по спине. Он отвечал широкими улыбками, как король, позволяющий подданным себя развлекать. Мои товарищи по команде махали руками с палубы и непрерывно расхаживали туда-сюда, спеша закончить суету с причаливанием. Я не знала, что делать. Несомненно, сказала я себе, я последую за отцом, куда он захочет, пытаясь остаться как можно более незаметной.

— Смотрите, соседи! — воскликнул сеньор Эстебан, указывая рукой на меня, я как раз наполовину высунулась за борт. — Вот мой сын Мартин Неварес.

Стройная и изящная женщина с широким лицом и острым носом, примерно сорока с лишним лет, одетая в желтую юбку, белую блузку и корсаж, на котором сиял прекрасный шелковый платок, медленно приблизилась к отцу с выражением горечи на лице.

вернуться

18

Умунукуну — индейское название Сьерра-Невады, горной цепи неподалеку от Санта-Марты. Самый высокий пик — 5780 м.