Шлюпка врезалась в пляж, и моряки вытащили ее из воды на песок. Капитан корабля — высокий сухопарый мужчина в длинном алом ропоне [8], черной широкополой шляпе и со шпагой идальго на поясе — спустился по веревочному трапу, переброшенному через борт корабля, когда тот сел брюхом на песок.
Я испугалась. Как они собираются снимать корабль с мели, чтобы отплыть? Или они вообще не собираются уплывать? Капитан направился к берегу с видом герцога или маркиза, пока его люди, одетые в скромные холщовые рубахи, короткие штаны, плетеные сандалии и с платками на головах, спускали на песок бочки, корзины, тюки и баулы в таком количестве, что просто удивительно, как все эти вещи поместились в шлюпке. Несомненно, это были украденные с испанских торговых судов товары, предназначавшиеся для обеспечения колонистов.
Я медленно попятилась и снова вошла в свое жилище. С величайшими предосторожностями я собрала продукты и оружие, а чтобы спастись от холода пещеры, надела замшевый хубон, кожаный камзол и сапоги. Это затруднит плавание, зато я буду находиться в тепле. Я вышла и снова подползла к наблюдательному пункту, откуда посмотрела на пляж. Пираты устроили на песке лагерь. Не найдя ничего более подходящего, с помощью четырех палок и куска парусины они соорудили низкий навес и поставили под него свои баулы и сундуки, а также роскошное кресло, которое притащили с корабля, наверняка предназначенное для капитана. Вскоре все собрались под навесом, и я потеряла их из вида, но внезапно к своему изумлению услышала веселую мелодию, хорошо исполненную на музыкальных инструментах, а сильный голос во все легкие запел по-испански:
Вам готов я услужить,
Такова моя судьбина.
Жизнь готов я положить,
Коли буду я покинут.
Я схожу с ума? Уже год я не слышала музыки, и это был последний звук, который я рассчитывала услышать. Певцу аккомпанировали на лютне и флейте.
Грусть-печаль меня изводит
Видеть ваши все измены.
Я живу уж без надежды,
Но без вас я жить не волен.
Всё готов вам предложить,
Мое слово дворянина,
Жизнь готов я положить,
Коли буду я покинут.
Парализованная от удивления, я не заметила, что большой корабль, занимающий почти всю ширину рифа, начал заваливаться на бок. Начался отлив, корабль сел на мель и опасно накренился к одному борту, хотя команда не выказывала никаких опасений по этому поводу. Они продолжали петь и играть, словно принимали участие в веселом сельском празднике.
Наконец, со скрипом дерева и дрожащими мачтами корабль полностью лег на правый борт. Я не могла поверить своим глазам (как и своим ушам), но с последним скрипом дерева музыка прекратилась. Все моряки кроме капитана покинули навес, разбрелись по пляжу и вошли в лес, откуда появились с хворостом и дровами, чтобы сложить на песке большой костер неподалеку от корабля.
Как легко им это далось! Их было так много, что огромный костер был готов во мгновение ока, осталось лишь приблизиться к нему с фитилем от аркебузы, и пламя взметнулось к небу. Они тут же сделали для всех факелы, подошли с ними к корпусу корабля и стали проводить по нему факелами, словно писали кистью картину. Юнги, еще совсем дети, занялись нижней частью, но работы им досталось не меньше. Они пытались что-то подпалить, хотя я и не понимала, что именно.
На это занятие они потратили много времени, так что от скуки я заснула. Меня разбудила лишь раздававшаяся из-под навеса музыка, мягкий меланхолический перезвон струн лютни — после того, как я целый год не слышала ничего подобного, она оказывала на меня завораживающий эффект. Я молча слушала с закрытыми глазами, вспотев под многочисленной одеждой, но довольная и умиротворенная музыкой. Я подумала, что, может, это и не пираты, а просто торговцы, потому что они пели по-испански и приплыли на мой остров не для того, чтобы спрятать награбленные сокровища, а для починки корабля или каких-то работ.
И придя к такому выводу, я начала робко подумывать о том, чтобы спуститься на пляж и предстать перед возможными спасителями, которые окажут мне любезность и отвезут в цивилизацию, и тут чья-то железная рука с силой схватила меня за шиворот и бесцеремонно подняла, одновременно с этим удерживая мою шпагу. Я вскрикнула и начала наносить удары направо и налево, хотя встречались они только с воздухом. Все мои силы, а к тому времени я была весьма сильной, не пригодились.
— Кто вы? — спросил меня из-за спины по-испански угрожающий голос.
Я не могла повернуться, чтобы рассмотреть лицо нападавшего. Человек, держащий меня сзади, обхватил мои руки и резко пригнул головой к земле. Я решила, что не стану отвечать. Я не собиралась сотрудничать с врагом. Если они желают меня убить, то всё равно это сделают, от меня это не зависит.
— Сеньор, назовите ваше имя, страну и происхождение, — настаивал голос. У него был странный акцент, как у иностранца.
Я упрямо молчала. Из-за шока я даже не поняла, что меня приняли за мужчину.
— Он не говорит, — раздался второй голос.
— Давай отведем его к капитану. Наверняка это английский пират, которого оставили на острове его же товарищи.
— Я не английский пират! — закричала я, снова попытавшись вырваться из крепкой хватки.
Через несколько секунд молчания мне подняли голову и откинули волосы. Это были двое мужчин. Один держал меня, и я его не видела, а второй стоял напротив — крупный мулат, с интересом меня рассматривающий.
— Вы испанец? — удивленно спросил он. Глаза у него были большими и налитыми кровью.
— Да, так что отпусти меня, если не хочешь, чтобы тебя наказали! Негры и мавры, будучи рабами (лишь немногие имели свободу, по крайней мере, в Испании) не могли обращаться подобным образом с христианином, а в особенности с женщиной и госпожой. С женщиной и госпожой? Лучше об этом умолчать, подумала я, пусть продолжают считать, что я мужчина.
— Кто накажет, сеньор? — спросил с усмешкой тот, который меня держал. Теперь его хватка ослабела.
— Ваш хозяин! — рявкнула я, разозлившись, что он меня не отпускает. Я не знала, является ли тот, что меня держит, тоже мулатом, негром, мавром, индейцем или белым, но приняла как само собой разумеющееся, что раз он пришел с мулатом, значит, и сам такой же.
— У нас с моим другом Антоном нет хозяина, сеньор, — ответил он, подталкивая меня вниз по холму. — Мы свободные люди и работаем на испанского капитана, который обращается с нами как с добрыми христианами. В общем, сеньор... — он пнул меня коленом по ноге, так что я споткнулась, — попридержите язык, если не хотите пожалеть о своих словах.
Остаток пути до пляжа по неровной тропке был полон подножками, тычками и пинками. Это были плохие люди, воспользовавшиеся своим положением. Может, и не пираты, но вели они себя в точности так же, и потому заслужили мое презрение.
Вскорости я оказалась перед капитаном под навесом, он бренчал на прекрасной лютне. Когда двое громил толкнули меня на песок, он даже не поднял голову.
— Посмотрите, кого мы нашли на горе, сеньор Эстебан, — сказал один из них.
Капитан наконец-то обратил на меня внимание и отложил инструмент. Это был человек преклонных лет, около шестидесяти, меня удивило даже не то, что человек такого возраста еще жив, как то, что он плавает по здешним водам, как юноша. Он снял алый ропон и черную шляпу и остался в элегантной красной рубашке, рыжих плундрах и кожаных сапогах.
— Клянусь своей бородой, славно поохотились! — засмеялся он, и я поняла, что он-то и пел всё это утро. — Он христианин?
— Так он сказал.
— И испанец?
— Утверждает, что да, сеньор.
— Что ж, хорошо, сынок, — капитан обратился ко мне, — расскажи, кто ты такой, какого рода.
— Я вам не сын и ничего не расскажу, — гневно ответила я, стараясь, чтобы голос звучал по-мужски. Обращение, полученное со стороны тех двоих, меня до крайности оскорбило.
8
Ропон — верхняя парадная мужская аристократическая одежда с большим отложным меховым воротником и откидными от локтя рукавами.