– Ну подумай сама, подумай. Ну какие тут могут быть "за горой"? Тут нет географии Серена, разве не ясно? Мы в мире ОСов, тут вообще другой мир, другой. Нету никаких "за горой".
– То есть как нет, – не поняла Серена. – А что есть?
– А ничего там нет.
– В каком смысле?
– Ну в прямом, в прямом – нет там ничего, ну это же совершенно ясно, ну ты в самом деле как ребенок. Нет никакой полянки, нет никакой реки и гор нет – всё это есть только в том смысле, что мы поддерживаем этот образ, потому что нам Томас вбил его в головы. А что там за горами? Мы не создавали образа того, что "за горами", поэтому там ничего нет, ну я не знаю – как это будет восприниматься, если хочешь – попробуй, скорее всего какая-нибудь белесая муть, и возможно, что потеряется осознание, так что погоди пока проверять.
Серена выглядела чувствующей себя не в своей тарелке.
– Стало как-то неуютно, – призналась она. – То есть всё вот это есть, потому что мы это поддерживаем сами своим воображением… нет, Берта, тут что-то не сходится.
– Что не сходится?
– Детали.
– Что?
– Посмотри, – Серена ткнула пальцем в полянку, – лети сюда.
Серена переместилась на поляну и легла на нее животом.
– Смотри сюда!
– Ну?
– Смотри – травинки, комочки земли, зазубринки на травинках, понимаешь?
– Да. Мы не представляли себе всего этого.
– Вот именно.
Берта задумалась.
– Есть два варианта. Первый – мы попали не в случайно выбранный мир, а в такой, который до нас уже кто-то сформировал своей фантазией. Он или они продумали эти травинки…
– Что, вот прямо каждую травинку продумали? Нет, невозможно! Сто тысяч травинок продумать? Нет.
– Я пока не уверена, что это невозможно, – настаивала Берта. – Тысячу или десять тысяч – вопрос времени…
– То есть Томас сидел тут десять лет и травинки выдумывал? – Рассмеялась Серена.
– Да, не сходится… Погоди, есть идея!
Берта не стала перелетать, а просто исчезла с одного места и появилась на другом – у самого края леса.
– Смотри здесь!
Серена переместилась к ней.
– Смотри!
Берта снова показывала на травинки, и Серена увидела, что край полянки, примыкающий к лесу, размыт. Выглядело это очень странно, как будто кто-то приклеил картинку с травой к картинке с лесом, но швы заделал недостаточно тщательно.
– Кажется, я поняла, – кивнула Берта. – Не нужно воображать миллион травинок. Достаточно квадратного метра, а потом просто покрыть ими всю полянку.
– То есть квадратные метры идентичны?
– Я думаю, да.
– Проверить не получится, трава очень ровная, никаких там необычных травинок, повтор которых мы могли бы найти.
– Нет необходимости, – твердо произнесла Берта. – Я точно уверена, что так оно и есть, но сейчас я начинаю понимать, что во всей этой созданной картинке есть что-то, что ею не является – это как панорама, где сначала перед зрителем растут реальные кустики, а ближе к стене панорамы они незаметно переходят в нарисованную картину.
– Река?
– Река, – кивнула Берта. – Она настоящая. Понятия не имею, почему я в этом уверена и что это вообще значит, но она – реальное существо, а не картинка.
– Ни фига себе "картинка", – пробормотала Серена, срывая травинку и поднеся ее к лицу. – Абсолютно реальная… ты что??
Берта беззвучно ржала.
– Ты что ржешь?
– Эврика! – Наконец произнесла Берта. – Доказательство готово:)
– Доказательство чего?
– Сорви травинку еще раз и посмотри – что остается!
Серена аккуратно взялась за травинку, потянула ее на себя, чувствуя ее легкое сопротивление, потянула сильнее и оторвала ее, но… хотя оторванная травинка осталась у нее в руках, на том месте, где должен был быть обрывок, торчала совершенно целая и невредимая травинка!
– Ого! – Только и нашла что она сказать.
– Я права – просто картинка.- Торжествующе сказала Берта.
– А откуда же в моей руке еще одна?
– Оттуда же, откуда все остальное, откуда все толстые хуи – ты знаешь, что травинка должна оказаться в твоей руке, она там и образуется.
– Ясно. Река, значит…
Они обе переместились к реке и сели на ее берегу.
– Река совсем другая… я чувствую это, но не понимаю – как именно.
– Я тоже.
Несколько минут они сидели, всматриваясь в медленный поток.
– Знаю!
– Что?
– Знаю, как определить, что она живая! – Берта снова торжествовала. – Созерцание!
– Поняла!
Ясность возникла мгновенно, как только Берта произнесла "созерцание". Созерцание травы не приводило ни к чему – смотришь и смотришь. Созерцание текущей воды немедленно вызывало целый ворох оттенков твердости и чего-то еще.
– Она не только твердая.
– Зеркало…, – неуверенно произнесла Берта.
– Точно. Зеркало. Зеркальность. Это слово подходит идеально!
– Хочу попереживать зеркальность.
– Давай.
И минут десять-пятнадцать они привыкали к этому новому восприятию, для которого не было никаких аналогов в привычном им мире, и только слово "зеркальность" резонировала с этим восприятием, усиливая его и делая отчетливо воспринимаемым.
– Получается, что сейчас мы интегрируем в себя восприятие реки.
– Слушай, а ведь река эта скорее всего реальна! – Воскликнула Серена. – Клянусь, она реальна!
– Ну так а я о чем сейчас…
– Нет, ты не поняла! Она реальна в нашем смысле, она есть в мире бодрствования!
– А, блин…
– Мы ведь тоже есть в мире бодрствования. Надеюсь…, – неуверенно добавила Серена и они обе рассмеялись.
– Есть-есть. Если бы что-то шло не так, Томас нас давно бы уже вытащил.
– Точно. Эта река есть… то есть можно сказать так, что есть нечто, назовем это "прото-река". Прото-река существует в том смысле, что она пересекает несколько миров. Она пересекает наш мир, и мы воспринимаем ее там как обычно мы воспринимаем реку – у нее есть вкус, цвет, давление и прочее. Прото-река пересекает также мир, в котором мы сейчас, и тут она воспринимается нами как имеющая цвет, течение, зеркальность, твердость, а вот вкуса у нее точно тут нет, и давления нет, и много чего другого нет, и состоит она не из атомов и молекул – атомы и молекулы – это то, чем является пересечение прото-реки и нашего мира.
– Точнее – мира, который мы привыкли считать "нашим", – как-то многозначительно отметила Берта.
– Верно…
– Твоя идея понятна. Я уверена, что она или верна или во всяком случае близка к тому, чтобы быть верной.
– Можно предположить, ну как гипотезу, что прото-река и прото-человек имеют свои проекции на разные миры, – продолжала Серена. – И путем интеграции восприятий…
– …мы могли бы путешествовать в тех мирах!
– Верно. Но при этом, не забудь пожалуйста, мы перестанем быть человеком, и станем чем-то другим.
– Звучит устрашающе, – заметила Берта, – но я считаю, что будет не совсем так…
– Сейчас такое впечатление, как будто мы запускаем руки в какую-то корзину и достаем оттуда знания:)
– Да… есть такое. Ну смотри – вот сейчас мы испытываем твердость и зеркальность. Но мы не перестали быть человеком.
– Не перестали. Но и не путешествуем как река.
– Не путешествуем, но может мы просто не делаем чего-то того, что для этого необходимо, но главное сейчас в том, что интеграция восприятий не меняет нашу сущность – я человек и ты человек.
– А может быть необходима критическая масса интегрированных восприятий, чтобы началось изменение эээ… сущности?
– Может, – кивнула Берта. – Может…
Они замолчали и задумались.
– И вот так же, – начала Серена, – сколько-то там лет назад, на этой полянке сидели люди и думали – может так, а может вот так. Отсюда, может быть, они начали свой путь.
Неожиданно Серена заметила, что ее состояние заметно изменилось, причем она сама и не заметила – как это началось. Это был что-то тянущее, зовущее вперед, даже немного грустное, стало усиливаться чувство потери, и Серена почувствовала опасность. То же самое с ней было, когда, занимаясь дайвингом, она упустила момент, когда степень потери контроля над сознанием перестала управляемо снижаться – тогда возникло острое чувство тревоги, которое отрезвило ее, и она пошла вверх. То же самое чувство глубинной тревоги лавинообразно начало нарастать и сейчас, и вспыхнул тот же резкий всплеск трезвости, она резко обернулась и увидела прямо перед собой встревоженное лицо Берты, и ее глаза-озерца сияли намного ярче прежнего! Мощный спазм с районе солнечного сплетения сбил ее с ног, или, во всяком случае, так показалось, она собрала в кулак всю свою волю и все свои силы, и, уже почти ничего не видя, протянула руку куда-то в сторону Берты, нащупала что-то и схватила изо всех сил, рванула к себе и рванулась сама куда-то то ли вверх, то ли прочь – но рванулась, и словно прорвалась пелена, и спустя секунду они обе, в состоянии совершенно ошалевшем, вскочили со своих кроватей, дыша как загнанные лошади, и таращились друг на друга.