Гуляя босиком вдалеке, у самой ограды, по мокрой густой траве, она подцепила пиявку, и это было как-то неприятно. Смазывавшая пиявку солью (после чего та немедленно отвалилась) мелкая непальская девочка объяснила, что бояться пиявок нечего – у них в кишечнике живет лишь один вид бактерий, и тот, попадая в человека, оказывает странное лечебное действие, убивая не то десятки, не то сотни видов потенциально болезнетворных бактерий.
Затем полдня Джейн изучала аппаратуру. В целом все ей было знакомо, кроме объектов приложения – тут была своя специфика и требовалось определенное внимание. От нее по-прежнему ускользало и то, чем именно занимаются здесь в лаборатории, и, что ее волновало больше всего – что именно она должна здесь узнать и сделать.
Во время обеда она и наткнулась на Ситу, и они разговорились. Больше всего Джейн интересовало – что же здесь исследуют, и она уже невольно ожидала или открытого нежелания говорить на эту тему, или подспудного сопротивления, но Сита совершенно не была замкнута и охотно рассказывала о самых разных вещах.
– Мы исследуем здесь многое, очень многое, – увлеченно говорила она. – Ведь эта лаборатория, фактически, была первопроходцем в исследовании интереснейших вопросов, и многие проекты, начавшиеся тут, в общем-то и не завершаются, продвигаясь все дальше и дальше. Ну например, мне очень интересно то, чем занимаются наши геологи.
– Геологи?? – Джейн была искренне удивлена.
– Представь себе, да!:) – Сите ясно был приятен такой интерес.
– Но какое отношение геология имеет к медицине?
– А…, тут-то самое интересное. Эх, не мне бы тебе это рассказывать, лучше бы Суджан…
– Имя индийское.
– Нет, он непалец. У нас здесь немало непальцев и тибетцев – все они начали тут обучаться в возрасте двух-пяти лет, и потом, когда выявились их таланты и интересы, остались тут жить и работать. У нас есть секции во многих тибетских монастырях, мелкие монахи очень любят учиться! Раньше в перерывах между своими занятиями и после них они или скучали, или занимались хозяйством, а сейчас многие учатся, мы специально для них учебники на тибетский перевели, ну и английский они учат.
– А хозяйство-то завяло? – улыбнулась Джейн.
– Не завяло. Просто там, где раньше тратили день, теперь тратят минуту – мы применяем технологии, это удобно и выгодно.
– Так непривычно слышать непальские имена, когда речь идет о науке. – Призналась Джейн. – Вообще-то у меня было представление о вашем народе, как о совершенно безграмотном, ну овец пасут, Будде молятся…
– Так и было, но до тех пор, пока, собственно, вот эта лаборатория не начала тут, в Непале, свою работу. Сначала… о, Лобсанг!
Сита помахала рукой пареньку, проходившему в соседней галерее, и тот прискакал к ним.
– Лобсанг, это Джейн, она толковая девочка, всем интересуется.
– Ну нет, к сожалению не всем:), – улыбнулась Джейн. – Но мне кажется, что если я у вас еще тут с недельку поживу, то точно всем заинтересуюсь.
– Давай!
– Это не от меня зависит, – сама удивляясь своему сожалению, ответила Джейн. Она и в самом деле уже испытывала легкую грусть от того, что рано или поздно ей придется вернуться в Иллинойс. – Меня только что переманили из Германии в Америку…
– Это не страшно, – вмешался Лобсанг. – Если ты нам подойдешь, то и мы тебя у них переманим.
В этот момент Джейн поняла, что она вполне способна воспринять такую идею всерьез, хотя скажи ей кто еще вчера, что она захочет променять работу в довольно престижной крупной американской корпорации с очень даже неплохой зарплатой на работу в глухих горах, в окружении скотоводов, сидя как сова на куске скалы… она бы даже не рассмеялась.
– Скажи ей, как геология связана с медициной, Ло, – попросила Сита. – В общих чертах я и сама могу, но ты сделаешь это лучше.
– Нет. Я не сделаю это лучше, потому что для того, чтобы сделать это лучше, целесообразно пройти хотя бы самый общий курс геотерапии, причем не только теоретический, но и практический.
– Я хочу! – Джейн и на самом деле уже хотела. И это было очень приятно – хотеть узнавать что-то новое.
– Мы здесь – на переднем крае сразу нескольких направлений в науке, которые хоть и связаны с медициной, но не замыкаются ею. – Продолжил Лобсанг. Ну, – он взглянул на часы, – у меня есть пара минут, смотри – суть в следующем. Строение Земли нам по большому счету неизвестно. Есть общепринятые теории, но они очень и очень сырые и очень и очень неполные. Кора Земли – жесткая оболочка, имеет толщину обычно около 70-80 километров в толще материков, и 20-30 километров – под океаном. Это около одного процента радиуса Земли. Она – словно затвердевшая пена, плавающая на поверхности мантии. На этой пене расположено все что мы видим – горы, океаны, все остальное. Под корой – мантия. Глубже – ядро. Интересно, что в самом центре Земли могла бы быть полная невесомость, если бы Земля была правильным шаром, в то время как давление там достигает пяти с половиной миллионов атмосфер. Как ведет себя материя при таком давлении, нам неизвестно. На краткие мгновения в лабораторных условиях люди могут делать взрывы, порождающие подобные давления, но изучать свойства такой материи пока что невозможно. Но проблемы не только в ядре. Между корой и мантией находится магма. Температура мантии на границе с корой – около тысячи градусов или даже больше, так что в тех местах, которые называются "зонами субдукции", где одна тектоническая плита наезжает на другую и подминает ее под себя, эта самая подминаемая часть уходит в глубину и начинает плавиться, образуя магму. Насыщенная газами раскаленная легкая (по сравнению с мантией) магма рвется вверх, образуя вулканическую деятельность. Подробнее сейчас рассказывать не буду. А вот как все это соотносится с медициной – это стрррашно интересно!
И Лобсанг чуть не подпрыгнул на месте. Джейн была в которой раз поражена тем, что здесь все люди – словно наэлектризованные, словно энергия распирает их изнутри.
– Жаль, что я не геомедик, но я потом буду изучать и это. – Продолжал Лобсанг. – Вкратце все просто. Практика порождения уверенности тебе известна?
– В самых общих чертах.
– Практика уверенности-500?
– В еще более общих:)
– Пошли там завалимся, – Лобсанг ткнул неопределенно пальцем куда-то в стену, но Сита его, судя по всему, поняла.
– Пошли.
Через пару минут, миновав два коридора и поднявшись на два уровня, они оказались в небольшой комнатке, в которой в самом деле хотелось только завалиться на разнообразные дивано-матрасо-подобные мягкие предметы. Комната была полностью залита солнцем, проникающим внутрь через окно во всю стену. Джейн так поняла, что в этой подземной лаборатории все восточные помещения разных уровней выходили наружу, на стенку довольно крутой скалы.
– В людях работает механизм, который можно вполне назвать "влечение к смерти", продолжил Лобсанг. – Во-первых, усталость от проблем, болезней, забот создает желание "отдохнуть", причем человек понимает, что пока он жив, он никогда не отдохнет от всех своих негативных эмоций и забот – он уже достаточно пожил, чтобы понять – чем дальше, тем больше страхов, агрессии, тревожностей, хлопот. Во-вторых – железобетонная уверенность в том, что прожить можно лет 60-70 максимум. Ну, если повезет, то 80 или даже 90. Эта уверенность подкрепляется тем больше, чем больше человек проводит времени со своими сверстниками, которые непрерывно жалуются на болезни, ведут старческий образ жизни и говорят о смерти так, словно она однозначно неизбежна и очень близка.
– В больницах особенно омерзительно! – поддержала Джейн. – Ходют там энти бабушки, воняют смертью, затхлостью, каждое их движение, слово – отвратительны, жжжуть! Увидишь такое – вообще хочется повеситься на 40-летний юбилей, чтобы не превращаться в это.
– "Юбилей" – тоже, кстати, старческое слово, – рассмеялся Лобсанг. – Да, согласен – еще и тошнит, когда представляешь себя стариком вот таким, и отсюда тоже желание умереть поскорее. Но мы противопоставили этому кое-что серьезное. Во-первых – уверенность, во-вторых – озаренные восприятия. Конечно, испытать уверенность в том, что ты проживешь не менее пятисот лет, очень трудно или даже невозможно. Я, во всяком случае, не могу.