— Я согрею чай. Хочешь? У меня есть варенье.
Васильева снова рассмеялась:
— Чай — слишком крепкий напиток, Ваня. Нам надо было бы выпить с тобой, но… Ты же не пьешь по-прежнему? Не обижайся, но от таких мужчин, как ты, пахнет парным молоком.
Степанов опять промолчал. Он не знал, о чем ему сейчас говорить, как держать себя. Жаловаться на судьбу? Говорить, что он все-таки любит ее и все простит, если она вернется? Этого он не хотел и не мог сказать. Что ж, пусть разговор идет так, как и начался, — пустой и бессодержательный, еще одно — не ахти какое серьезное — испытание нервов.
О том, зачем она пришла, Степанов узнал минут через десять. Васильева, взглянув на свои маленькие золотые часики, заторопилась:
— Я ведь на секундочку к тебе заехала… Да, кстати, очень тебя прошу…
— О чем же?
— Понимаешь… Словом, одному нашему артисту надо починить машину, крыло там какое-то поменять. Ты не можешь помочь… частным образом? Он хорошо заплатит рабочим.
— Не знаю, Жанна…
— Ну, я тебя очень прошу.
И она быстро вынула из сумочки записную книжку, вырвала листок и написала адрес.
— Вот, Ванюша, голубчик, сделай это… хотя бы ради меня. Ради прошлого. Ладно?
В воскресенье двое рабочих пришли по указанному адресу. Старому авторемонтнику Козинову и его напарнику не очень хотелось идти, но Ивану Дмитриевичу они не могли отказать.
Двери им открыл молодой человек в полосатой сине-белой пижаме и, увидев незнакомых людей, растерянно отступил в коридор:
— Вы… к кому?
— Мы от Степанова.
— От какого Степанова?
— От Ивана Дмитрича. Это у вас машину надо ремонтировать?
— A-а, машину! — Молодой человек словно бы стряхнул с себя испуг. — Постойте-ка здесь, я сейчас оденусь и выйду.
Козинов с напарником остались на площадке. Козинов хмурился:
— Видал, брат, птица? Знаешь что, пойдем-ка отсюда. Не люблю, когда рабочего человека боятся в дом впустить. Пойдем.
Напарник мялся, очевидно что-то собираясь сказать, но так и не решался.
— Ты чего мнешься? — удивленно спросил его Козинов.
— Понимаешь, дядя Матвей… Костюм я себе сшить хотел, а четырех сотен не хватает.
Козинов задумался. Что ж, парнишка прав, получает он еще немного. Пусть подзаработает.
Молодой человек вышел к ним и, вертя на пальце ключ, первым начал спускаться по лестнице. Они пошли за ним. Во дворе, возле сложенного из шлакобетонных кирпичей гаража, молодой человек остановился, открыл тяжелый замок и, войдя внутрь гаража, зажег свет.
— Вот она. Посмотрите, и давайте договоримся.
Спереди у машины было немного помято левое крыло — вмятина была настолько невелика, что рабочие ее отыскали не сразу.
— Нам сказали, что вы хотите все крыло менять?
— Да.
— Зачем? Мы выгнем вмятину, покроем заново лаком — и все. А крыло менять, — знаете, дело долгое, да и…
— Я же плачу, — сказал хозяин машины.
— Крыло частным путем не достать, — спокойно ответил Козинов. По скулам под смуглой кожей у него ходили тяжелые желваки.
— Подумаешь — не достать! Неужели вы не можете у себя…
— Украсть?
— Зачем украсть? Мало ли путей… Можно и договориться.
— Ладно, — решил Козинов, словно не желая дальше спорить.
Они договорились о цене, о том, что через два дня придут менять крыло, и, наконец, очутившись на улице, Козинов крепко выругался:
— Видал? Не знал, должно быть, Иван Дмитрич, к какому заказчику посылал…
— А он и говорил, что не знает… Откуда вы крыло возьмете?
Старик не ответил. Скользя по мостовой, он быстро пошел к трамвайной остановке. В трамвае старик все время молчал, занятый своими мыслями. Напарник осторожно тронул его за рукав:
— Дядя Матвей, мы куда?
— В автоинспекцию, дурень. Ты что, сам не видишь? Вмятина там — всего-ничего, а ему таких денег не жалко, новое крыло хочет ставить.
— Ну и что?
— Что? — Козинов шептал ему в самое ухо: — А то, что понимать надо: боится он этой самой вмятины, вот что. Скрыть хочет.
…Они подошли к зданию, где возле дверей была надпись: «МВД СССР. Городская милиция. Автоинспекция». Милиционер, дежуривший внизу, показал им, как пройти к оперативному уполномоченному ГАИ.
— Спросите капитана Фролова! — крикнул он им вслед.
Это было в воскресенье днем.