Они сидели у костра, сгрызая с веток жареные плоды растущего рядом дерева.
– Как фундук. Один в один. – Скурат вдруг напрягся, встревоженный догадкой. – Они точно не ядовиты? – нахмурился, с подозрением поглядывая на Эфу.
Девочка демонстративно откусила кусок маслянистого ореха.
– Можешь не есть, – проворчал Клюв, утирая губы.
Но Скурат принюхался и, уступив голоду, вонзил зубы в сладковатую мякоть.
Ночь вернулась в чернолесье огромными звездами. Вдалеке вспыхивали и гасли бдительные глаза многоликих. Скурат сидел, привалившись спиной к валуну в коконе плаща. Лоб его блестел потом, из груди вырывались хрипы. Но гончий держался храбрецом:
– Выходит, кудесник говорил с хранителем сказаний?
– Не он один, – обожгла Никс взглядом.
Крадуши переглянулись, впрочем, без беспокойства. Гибель Тами притупила в них чёткость мыслей.
– Ступить под своды твердыни… – протянул Скурат с несвойственной гончему меланхолией. – С этой мечтой я просыпался и засыпал.
– Воители не выбрали воспитанника?
Скурат помрачнел.
– Ваш бастион обвинили в самоуправстве. Вацлав выискивал изменников даже в ботинке. – Унылая усмешка. – Всех воспитанников, кроме нескольких одарённых кудесников, разослали по Царне. Где я только бывал! – Он взъерошил пятернёй отросшие до ушей волосы.
– Почему ты не выдал нас? – спросила Никс.
Ответ прерывал кашель:
– Секрет. Кх-кхе. Шучу. Гкхе. – Приложил кулак к губам, прочищая горло. – Я пойду с вами.
– В твердыню грёз?
– Ты болен, – прошептала Исмин.
Он грозно зыркнул на неё. Пепельно-синие глаза лихорадочно блестели на смуглой коже.
– Верно, но жив. В отличие от всей моей группы. Наш командир не счел должным предупредить, что змеяды умом тронуты, – он постучал по виску пальцем, – и в гневе уничтожают каждого встречного. Они изрешетили нашу группу смерчем ядовитых колючек. Виной тому – плохая весть: вы сбежали из Реморы. – Скурат прижал руку к шее, сглатывая боль воспаления. Горло пылало. – Заноза выше ключицы. Лечить меня не стали – бросили в этих зарослях.
– Почему ты считаешь, что мы не поступим так же? – сгримасничал Клюв.
Скурат пожал плечами:
– Не знаю. Но мы слишком многих потеряли. А в остальном – выбор за вами.
Напоминание о гибели Тами повисло кладбищенской тишью. Палки с недоеденными орехами выбросили в огонь.
– Зачем тебе в твердыню? – спросил гончего Горан.
Скурат подавил кулаком приступ кашля.
– Не в твердыню – в Замок Воителей.
– К стражам тайн?
– Они не представляют, что град превратился в кипящий ненавистью чан. Жуть сотворили с гончими воевода и бесхребетный Иворг Велирадович. У змеядов развязаны руки. Гончие – тактические фигурки в их замыслах.
– И теперь ты готов идти на сделку с крадушами?
– Назовем это перемирием. Временным, к чему врать? Я болен, но не немощен. Я могу быть полезным. Без моей помощи вам не избежать ловчих ям.
Сомнения выстраивались в невидимую стену. Скурат задал вопрос:
– Но ответьте, каков ваш план?
– Регул приведёт нас к граду, – осведомила Никс, воспламеняя сферу в руке. – Горан покажет потайные ходы, а там – пороги Алефы!
Крадуши переглянулись без энтузиазма.
– Град и Алефа – крепости неспроста. Их окружают твари гораздо ужаснее многоликих. Нужно знать тропы. Тропы грёз. Где вы отыщите их?
Горан поднялся, протягивая обломок смолевой ветви к костру.
– Нам помогут.
Скурат понимающе кивнул:
– Она оплакивала своё заточение. Твердыня – и её мечта.
***
Костёр тлел. Кудесник сидел на бревне, наблюдая за сосредоточенной работой Исмин: девочка давила камнем травы, собранные в рюкзаке за долгое путешествие кладом. Из вещей родного дома остался лишь медальон с угольным портретом родителей: лица мамы и папы, вырезанные из листа в семейном альбоме. Все карманы багажа Исмин заполняли лекарские коренья, семена, камни, цветки и травы. А еще – две знахарские книги, подаренные Везничем, и целая библиотека в памяти – рецепты снадобий матери и Мирны.
Странники спали. Эфа металась во сне, страдая в кошмарных видениях.
– Что с ней? – спросил Скурат, для которого окружение крадушей являлось неизлечимой страшилкой.
Исмин взглянула в небо.
– Новолуние. Нас тоже гложут страхи, гончий.
Скурат стиснул зубы, содрогаясь от боли в шее. Исмин приблизилась к его тощей кожаной сумке.