астьян оживился. «Всем миром любуемся; друг к дружке в гости ходим! А рояль ваш белый сейчас у Тарарушкиных в коптильне стоит. Они определись в него плотву да карасей складывать. Очень даже музыкально получается, ваше благородие!» «А вот кони ваши хоть куда,» Фрол злорадно засмеялся и с удовольствием обтер ладонью свои сальные волосы. «Мы с Миколой на прошлой неделе их в плуг запрягали. Очень справно складывается. А они побрыкаются и привыкнут; будьте спокойны. У нас не побалуешь!» Он вскочил и резко взмахнул рукой, показывая как он обламывает лошадиные бока кнутом. «Это на чистокровных арабских скакунах землю пахать?!» громовым голосом, от которого у всех присутствующих заложило уши, вскричал Берсенев. «А ты, гражданин, тут не ори, а то мигом в расход выведем!» Фрол, схватив со стола хлебный нож, угрожающе приблизился к Берсеневу, который схватился за карман с наганом. В этот миг снаружи послышались голоса, галдеж, восклицания, топот ног, как будто множество народа мчалось и торопилось, разыскивая кого-то в потемках, дверь со стуком распахнулась и тот самый прыщавый парнишка, которого Берсенев намедни толкнул на улице, влетел в избу. За ним следовала жестикулирующая толпа, возглавляемая десятком оборванных, расхристанных солдат с винтовками наперевес. «Вот он, батя!» торжествующе указал постреленок на Берсенева. «Не ушел гад!» рявкнули дезертиры. «А ну, во двор его!» Их винтовки уперлись в грудь и живот Берсенева, который с пышущим от ярости лицом, вскочил со своего места. «Это вы убили мою жену и детей!!» нечеловеческим голосом взревел он. Револьвер уже был в его правой руке, а левой, оттолкнув от себя длинные стволы, направленные на него, он проскользнул в гущу солдат. В толчее и давке они мешали друг другу и грубо ссорились. Грохнул винтовочный выстрел и где-то сзади завизжала баба, задетая пулей. Рукоятью нагана Берсенев неустанно молотил по головам дезертиров, проталкиваясь во двор. Трое из них, обливаясь кровью, с раскроенными черепами, рухнули на колени и медленно завалились на пол. Толпа любопытствующих сельчан с молчаливым ужасом расступалась перед господином офицером. Вид его был страшен. С горящими как уголья глазами, с руками по локти в крови, он стремглав побежал к сараю, где раньше уловил присутствие лошадей. «Стой! Не уйдешь, голубая кровь!» Дезертиры нагоняли его. За этим выкриком последовало клацанье затворов и команда «Целься!» Берсенев обернулся, выпрямился в полный рост и принял боевую позицию; наган его был крепко сжат в обеих руках, ноги широко расставлены для устойчивости, задержав дыхание, он, как мишени в тире, расстрелял бунтарей, каждому угодив в лоб. Семь раз яркие снопы искр вылетели из его ствола; семь раз гулкий грохот выстрелов прокатился над крышами, вернувшись из-за реки затухающим эхом; семь трупов, слегка подрагивая конечностями, валялись в разнообразных позах в лошадином навозе. Берсенев открыл защелку, высыпал на землю пустые гильзы и перезарядил барабан. Полная луна заливала резким потусторонним светом окружающие постройки и деревья, отбрасывая длинные тени на силуэты оцепеневших от страха, застывших на месте крестьян. Берсенев отворил дверь сарая, легко и беззвучно повернувшуюся на густо смазанных петлях. Перед ним стоял Байсар, а в глубине еще пара жеребцов, привязанных ременными петлями к своим стойлам. Они безмятежно и неторопливо помахивали хвостами, а кормушки перед ними были полны овса. Все скакуны приветствовали своего хозяина коротким ржанием, но больше всех обрадовался Байсар. Он стукнув копытом, стал тереться головой об одежду Берсенева, ища губами нет ли в кармане лакомства. «Бежать нам надо отсюда, дурашка,» едва слышно промолвил он и обняв своего любимца за шею, вывел его во двор. Там стоял плач и вой до небес. Матери, дети и жены взахлеб рыдали и причитали, припав к телам убитых. Их обступила суровая и молчаливая толпа. Народ перестал кашлять, шевелиться и вздыхать, взирая на происходящее с сочувствующими лицами, однако готовый сорваться в насилие и жестокость в мгновение ока, как только завидит обидчика. Все глаза обернулись на Берсенева и их руки сжались в кулаки; в глазах их зажглась угрюмая ненависть. Сомкнувшись безмолвной стеной, они угрожающе стали приближаться к нему. Он вскочив в седло, резко поднял скакуна на дыбы. Байсар, молотя передними копытами в воздухе, звонко заржал. «Разойдись!» гаркнул Берсенев и для острастки бабахнул из нагана вверх. Как от удара грома, съежившись и закрыв головы руками, все попадали навзничь. Берсенев убрал оружие в кобуру и успокоил горячившегося жеребца. «Прошу не поминать лихом. Не приведи вам Господь горе мое в одночасье изведать и пережить. Bпрочем, прошу извинения за все.» Ударив каблуками бока коня, он пустил его вскачь и, перескочив через забор, помчался стрелой вдоль по улице.