– Весь из себя такой бравый… Ну конечно, раз уж рубка кончилась. А поговаривают, как дошло до дела, его и близко никто не видел. Один парень из ихней Первой когорты вообще мне шепнул, дескать…
Зычный рык центуриона Ото, ветерана-служаки с изуродованным лицом, заставил его поперхнуться.
– Седьмая, стройся! И хватит ныть, выправить цепь! Для вас, лодырей, работенка нашлась!
Окрики других центурионов понеслись вдоль оборонительного рубежа, который еще на рассвете так стойко держали тунгры. Сотники поднимали людей, вновь формировали шеренги.
– Взять хотя бы нашего Кастета. Вот что значит офицер. Такой завсегда рядом с тобой встанет, коли надо. И с ним шутить ни-ни. Помнится, как-то раз…
– Разговорчики в строю! Еще кого увижу с разинутой пастью, вобью зубы в глотку!
Маний многозначительно подмигнул товарищу, но рот благоразумно открывать не стал. Ото окинул шеренги цепким взглядом, убеждаясь, что все преисполнены внимания.
– То-то же… Седьмая, слушай новый боевой приказ! Поручено вспахать рылом, что не догорело, все переворошить, любые найденные ценности сдать. Учтите, в становище до сих пор прячутся синеносые недобитки, поджидают темноты, чтобы смыться. Поэтому в шалаши и шатры входить сквозь стены, ясно? Если, конечно, не хотите потерять башку. Взрезал мечом стенку, хорошенько оглядел все внутри и, если там пусто, обыскал. Если там кто-то есть, внутрь не входить, а проорать, мол, сдавайся, гаденыш! Коли потребуется, окружайте и выгоняйте скотов копьями. Напоминаю: валить только в крайнем случае. Империя выручает за них неплохие денежки на невольничьих рынках. На Скавра – все помнят трибуна Скавра и на что он способен? – так вот, на Скавра выльют бочку дерьма, если мы не доставим ему десяточек-другой живьем. А дерьмо всегда течет сверху вниз! Далее: внутри шалашей и шатров возможны находки в виде оружия и предметов личной роскоши. Если узнаю, что кто-то что-то скрысятничал, пеняйте на себя. Считайте, что порка перед строем обеспечена, но сначала дам понюхать вот этого… – Он вскинул кулачище, испещренный шрамами давно позабытых сражений. – Вопросы? Нет вопросов! Седьмая-я… МАРШ!
Развернутые в цепь центурии потянулись по склону, оставляя без внимания дымящиеся головешки на месте шатров и шалашей, сосредоточившись только на тех, что не сгорели во время битвы. Время близилось к полудню, солнышко ласково пригревало, и никому не хотелось лезть из кожи вон. Солдаты брели лениво, правда, с оглядкой на сотников; порой что-то действительно попадало в руки – то кем-то потерянная ценная вещица, то забившийся в угол варвар. Наконец когорта добралась до площадки, которую раньше занимало племя вениконов.
Подойдя к очередному шатру, контуберний Мания в который раз занялся одним и тем же делом. Десятник привычными взмахами рассек ткань, сделав разрез в форме перевернутой буквы «V», и опасливо посмотрел в полумрак. Мгновение спустя он предостерегающе крикнул:
– Тело!.. Похоже, жмурик… – Прикрывшись щитом, он шагнул внутрь, держа кинжал наготове. Осмотрелся. – Чисто!.. Та-ак, а это что? – Пнув скорчившийся труп в плечо, он обнаружил под ним какой-то деревянный ларец. – Ну-ка, ну-ка… Поди, обычное дикарское барахло… ложечки-ножички, застежечки…
Он сунул украшения себе в кошель и вдруг нахмурился, заметив нечто блестящее в кулаке распростертого варвара. Десятник нагнулся, чтобы разогнуть судорожно сжатые пальцы, чувствуя, как быстрее забилось сердце.
– Эге! вот так штучечка, аж вся сверкает… – Он обернулся к разрезу в полотнище, негромко позвал солдата, что стоял снаружи, и показал ему находку. – А уж тяжеленькая-то! Весит не меньше моего кинжала! Кастету, что ли, сказать…
Выражение лица десятника говорило о противоположных намерениях. Его товарищ поглядел на сокровище и кивнул в ответ на невысказанное мнение:
– Ну да, ну да. Пусть старый хрыч заберет себе все денежки, которых нашему контубернию до конца дней хватит. Нет уж, дудки. Мы за эту вещицу кровь проливали, нам и владеть. Спрячь быстренько за доспехи, слева, чтоб еще и щитом прикрывало. Считай, это наша пенсия.
– Сегодня мы их не остановим.
К вечеру вениконы преодолели с дюжину миль на северо-восток от дымящихся руин становища и упрямо продолжали двигаться, сопровождаемые римской конницей с тыла и обоих флангов. Измочаленные щиты и окровавленные копейные жала красноречиво излагали историю похода, но за каждые полдесятка вениконских трупов, оставленных в глинистом месиве лесных склонов, конница заплатила по всаднику. Не покидая седла, трибун Лициний следил с одного из боковых холмов за варварами, что устало плелись по тощему дерну возвышенности под неспешно угасавшим солнцем. Наконец он решительно бросил группе сопровождавших его декурионов: