— Посольство хана Бату сына Джучи к князю киевскому Ярославу Всеволодовичу.
Бояре Ярослава и почтенные люди города Киева, стоя по разные стороны центрального прохода, не стесняясь пялятся на монгольского посла и его свиту. Мои деревянные сабо стучат о доски пола, взгляд цепляется за хмурые настороженные лица. От них веет напряжением и ожиданием беды.
«Да уж, — вздыхаю про себя, — такая атмосфера настроение не поднимает. И вообще, все странно. Почему про меня никто не вспоминает. Вроде бы ясно дал понять, я сам по себе, а посольство хана само по себе, но люди Ярослава упорно приписывают меня к монголам».
От редких окошек, затянутых мутноватым стеклом, толку немного, и в большой княжеской палате, несмотря на солнечный день, стоит полумрак. Всматриваюсь поверх голов вперед — что там? В дальнем конце, несколько широких ступеней ведут к возвышению, на котором стоит обитое алым бархатом кресло с высокой резной спинкой. Расположившийся в нем киевский князь Ярослав выглядит усталым пожилым человеком, хотя по моим подсчетам ему должно быть лет сорок шесть-сорок семь.
«Впрочем, — соглашаюсь с очевидным, — борода никому еще молодости не добавляла, а седеющая борода тем более».
Останавливаемся в пяти шагах от помоста и ждем, пока слуги сложат дары у подножия княжеского трона. Затем Фарс аль Хорезми, развернув длинный свиток, начитает читать послание хана к князю киевскому. Я не очень внимательно слушаю вступительную часть с хвалебными перечислениями титулов и заслуг, но стоило чтецу перейти к сути, как я навостряю уши и слышу.
— Земля ваша страдает от вражды княжеской и отсутствия порядка. Каждый из князей тянет в свою сторону, не слушая и не исполняя волю старшего. Нет у вас воли, перед которой склонятся все князья и города земли русской, нет силы устрашится которой любой своенравный вельможа или непокорное вече. Это вредит земле вашей и роду вашему. Потому Бату хан предлагает тебе, Ярослав Всеволодович князь Киевский, возглавить все русские княжества и войти в состав Великой монгольской империи единым Русским улусом. Будешь ты, князь, самым сильным и самым главным среди князей, и каждый из них преклонит перед тобой колени, ибо за тобой будет стоять вся мощь Великого хана. Преклони колени и прими волю Великого хана и будет земле твоей и роду твоему от этого только польза великая…
Хорезмиец продолжает читать, а я чуть не вскрикиваю от возмущения:
«Ах вы, паразиты! Не стесняясь, в открытую предлагаете Ярославу восстать против брата и признать главенство Великого хана, хотите купить его обещанием сделать старшим князем всей земли русской».
Больше всего возмущает, что врут и не краснеют, мол Ярослав будет полноправным хозяином на своих владениях и не будет терпеть от монгол никаких притеснений.
'Так-так, начинаю нервно перебирать варианты. Должен ли я вмешаться и поведать Ярославу как все будет, если он польстится на посулы или не влезать и оставить все как есть? А если все же влезу, и порушу чужую игру, то что мне за это будет? — Мучительно ломаю голову, и тут, где-то в глубине сознания, вдруг слышу до боли знакомый скрипучий голос. Я не слышал его с того самого момента в бане, когда сдуру согласился на эту авантюру. В первый момент, от неожиданности, даже не понимаю толком, о чем он там толкует, но возмущенный скрип проникает прямо в сознание.
«О чем это ты, друг мой, задумался? Если мне не изменяет память, то мы вроде бы договорились. Ты никуда не лезешь, ни во что не вмешиваешься, и тогда, как зритель из кинотеатра, благополучно возвращаешься домой вовремя. В противном случае, ты лишаешься моей защиты и возможности ровно через год попасть в свое время, в то же самое место и в тот же самый момент, из которого ты был изъят».
Альтернатива застрять здесь навсегда испугала и мгновенно охладила мой патриотический пыл.
«Все! Все, понял! — Излишней эмоциональностью пытаюсь убедить невидимого старца в своей искренности. — Извиняйте, не подумал».
Голос внутри меня оставил мои оправдания без ответа, посчитав, что предупреждения достаточно. На всякий случай, еще пару мгновений прислушиваюсь к тишине внутри себя и, осознав, что больше выволочек не будет, вновь включаюсь в окружающую реальность.
Фарс аль Хорезми уже закончил читать послание и передал свиток ближнему боярину князя. Узнаю в нем того самого Дмитра Ейковича, что встречал нас на подъезде к городу. Скатав пергамент, тот вновь вернулся на свое место, справа от княжеского кресла, а Ярослав, помолчав немного, поблагодарил хана Бату за дары и громко, чтобы все слышали, заявил, что против старшего в роду он никогда не пойдет и брата ни за что не предаст. Ответил вроде бы однозначно, но как-то слишком уж мягко, без красочных сравнений и обидных слов в адрес хана, а ведь предложение Батыя для честного человека оскорбительно уже само по себе.