Я знал, что разговор будет нелегким, но такого прямого отказа, честно скажу, не ожидал и даже расстроился. У меня у самого есть семь кораблей, еще пять-шесть я смогу выкупить у других купцов, кто владеет одним или двумя, но этого все равно мало, а к весне новых кораблей не построишь. Лес надо сушить, а зимой какая уж сушка!
Все это было мне известно, поэтому я и делал ставку на девять катамаранов Нилыча. Строить новые суда — значит отложить поездку в Орду на год, а этого года мне никто не даст. Посул уже запущен, и я уверен, что в Сарай меня позовут уже этой зимой. Не поеду, так миру с Ордой не бывать, да и Турслана подведу! А ежели поеду, тогда надо за слова свои отвечать и убедительно доказывать Батыю, что поток товара будет действительно немалым, и золотой ручеек в его казну в будущем превратится в полноводную реку. Для этого, ну и чтобы окупить этот поход, я уже посчитал, нужно минимум двадцать кораблей. Поэтому Нилыч своим отказом режет меня без ножа.
Так просто отступать я не собираюсь и принимаюсь за уговоры по новой.
— О чем ты толкуешь, Сом Нилыч⁈ Кто твои корабли сожжет⁈ Крупные орды против ханской воли не пойдут, а против мелочевки всякой я своих стрелков гребцами посажу. Ты подумай…!
Расписываю все красочно, но Нилыч упрямо молчит. Брови насуплены, борода воинственно торчит, и я понимаю, что все мои уговоры бестолку. Этот мрачный упертый мужик коли чего решил, то уже не свернешь!
Разозлился даже, думаю, может схватить этого гада за бороду да хряпнуть мордой об стол, сразу сговорчивей станет!
Подумал и решил, нет, не наш метод! Мгновенно слухи пойдут, мол консул всем про закон рассказывает, а сам чуть что не по нем, так сразу в морду без всякого права. Уже было расстроился совсем, но тут вдруг в памяти вновь всплыли слова Остраты про зерно, и я невольно усмехнулся про себя.
«Ладно, не получилось по-доброму, попробуем по-другому!»
Прервав уговоры, хлопаю ладонью по столу.
— Не хочешь, так не хочешь! Коли решил, то чтож, неволить не буду!
Купец недоверчиво покосился на меня, он явно ожидал уговоров, угроз, чего угодно, но только не моего согласия.
Я же, словно бы враз позабыв о своем госте, как ни в чем ни бывало занялся лежащими на столе бумагами. Недоверчиво косясь на меня, купец посидел еще немного и осторожненько начал подниматься.
— Так я пойду что ли, господин консул⁈
— Иди! — Отвечаю, не поднимая головы, и, дождавшись, когда тяжелые шаги дотопают до двери, произношу вслух словно бы случайно сорвавшуюся с языка мысль.
— Нынешней осенью в Ярославле новгородцы закупили почти сто пятьдесят пудов зерна. У кого?!. Почем?!.
Шаги разом затихают, и я все также, не поднимая глаз, чувствую, как мой гость, резко повернувшись, уперся в меня взглядом. Поднимаю глаза и, держа на лице озабоченное выражение, задаю вопрос.
— Не знаешь часом, кто им продал⁈
— Дак откудашь⁈ — Сом Нилыч пытается невинно улыбнуться, но я вижу, что эта бравада дается ему с трудом, и дожимаю.
— Жаль, а то я вот хочу боярина Острату в Ярославль послать! Надо же ведь расследование провести, узнать, кто же это супротив Тверского товарищества пошел. — Беру паузу, словно бы задумываясь, и добавляю металла в голос. — А может кто и из своих скрысятничал, польстился, так сказать, на легкие деньги! Как думаешь⁈
Я ничего про Ярославль не знаю и блефую напропалую, но по замершей у двери фигуре купца вижу, что попал в самую точку.
Не давая ему ничего ответить, медленно, как бы беседуя сам с собою, рисую не радующую моего гостя картину.
— Хотел ныне Острату отправить, да ярмарка вот на носу! Потом тоже будет недосуг, а вот по весне точно отправлю боярина с тиунами и дьяками судейскими. Пусть расследуют что и как там было, чувствую это кто-то из наших там наследил и долю общую в свой карман пристроил. — Сделав вид, что задумался, слежу за побледневшим лицом Нилыча и продолжаю как ни в чем ни бывало. — Народу в наряде том немало получается, так что, думаю рекой их отправить. И это…! Мои-то корабли все заняты будут, так может ты пару своих предоставишь. Не думай, не даром, конечно, товарищество тебе за аренду заплатит. Все чин по чину, не сумлевайся!
С толикой ехидного злорадства слежу за меняющимся лицом купца. Он явно растерян и не знает, что ответить, и отказать мне не видит возможности, и везти своих же судей на собственную казнь ему тоже невмоготу.