— На, подкрепись! — Горята протянул мне хлеб и солонину. — Пока еще похлебка доспеет!
Бросаю на него сурово-укоряющий взгляд, и тот, усмехнувшись в бороду, отводит руку. Этот ритуал, словно проверка на твердость, повторяется с самого первого дня, когда припасов еще было вдоволь и мое решение есть из солдатского котла по меркам моих высокородных «пайщиков-концессионеров» выглядело странноватым. Сейчас запасы уже поистощились, и соблазнять меня можно лишь солониной да луком, но Горята тем не менее, как дьявол искуситель, все равно всякий раз пробует.
После молчаливой отповеди Горята больше не пристает и молча работает челюстями. Я же, прикрыв глаза, пытаюсь не думать о еде и стараюсь сосредоточиться на своих недавних опасениях.
«Волга тут неширокая, местами метров сто пятьдесят-двести в ширину, не больше. Если несколько десятков лодок внезапно навалятся на хвост каравана, то они в легкую смогут отсечь два-три судна. — Я мрачно нахмурил лоб. — И что тогда делать⁈ Разворачивать весь караван и отбивать свое, или бросать потерянное, и уходить с чем есть⁈ В одном случае есть риск вместо части потерять всё, а в другом так можно доразбрасываться, что я без штанов останусь. К тому же бросать своих не в моих правилах!»
Мои тревожные размышления прерывает бодрый голос Прохора.
— Господин консул, я тебе горяченького принес!
Открываю глаза и вижу, как Прохор ставит передо мной парящий горшок с кашей. Следом за ним рядом присаживается и Куранбаса. Он закладывает ноги по-татарски и, вытащив из сапога деревянную ложку, зачерпывает содержимое.
— Эх, хороша! — Втянув ноздрями горячий запах пшена, он зажмурился, а затем разломив краюху хлеба пополам, протянул мне кусок.
Моя ложка тоже спрятана за голенищем сапога, но я стараюсь не терзать себя мыслями об антисанитарии. Здесь по-другому нельзя, куда ее денешь-то, ложку эту! Слуг у меня тут нет. Слуги занимают место на корабле, которого и без того мало. По одному ближнему дворовому я разрешил взять только троим идущим со мной боярам. Горяте, Якуну, да Фролу Малому. Со мной же едет мой бессменный секретарь Прохор, и доверить ложку ему значит попросту сменить свой сапог на его.
Беру у половца хлеб и зачерпываю первую ложку каши. Хлеб, конечно, далеко не тот, что предлагал мне Горята. Этот — зачерствевшая смесь перетертого жмыха с ячменной и ржаной мукой, но есть можно, и чуть подсоленное разваренное пшено все равно идет на ура. Мы молча набиваем желудки, пока не утоляем первый голод. Дальше уже еда идет поразмеренней, и у меня появляется возможность задать половцу не дающий мне покоя вопрос.
— Вот скажи, Куранбаса, если бы у тебя под рукой было бы сотен пять бойцов, лодки там или плоты всякие, а ты бы решил ограбить наш караван. Как бы ты это провернул⁈
Как и положено уважающему себя степняку, Куранбаса посидел с полминуты в задумчивости, тщательно изображая работу мысли, а потом выдал.
— Караван большой, подумал бы я! Значит охрана немалая, и я много добрых воинов потеряю, пытаясь его захватить. — Он еще подумал и добавил. — Нет, на весь караван нападать бы не стал, пропустил бы его, и навалился всей силой на последние пять судов. Загнал бы их на мель или к берегу прижал, а потом уж и забрал свое.
То, что план Куранбасы ничуть не отличался от моего видения, меня совсем не удивило. Дураков здесь нет, а за каждого погибшего воина потом в кочевье с атамана спросит родня убитого. За него семье придется отдать двойную долю, а сколько возьмут добычи еще вопрос! К тому же для нападения на такой караван отряд нужен немаленький, а мы движемся быстро. Тут успеть бы договориться и собрать две-три орды, потому как многочисленные орды в этих местах редкость. Поднять на разбой даже тысячу всадников и то проблема, а уж больше и подавно.
«Все верно! — Неожиданно решаю про себя. — Если нечто выглядит как собака, лает как собака, то это, скорее всего, собака и есть! Если по всему выходит, что нападение стоит ждать на замыкающие корабли, тогда зачем я размазываю свою ударную силу по всему каравану!»
Быстро доев остаток каши, бросаю взгляд на Прошку.
— Ну ка, Прохор, кликни-ка мне полковников.
Тот, бросив вылизывать котелок, тут же побежал исполнять, а я, встретив застывший в глазах Куранбасы молчаливый вопрос, добавил.
— Поговорить надо!