Этот момент стал переломным и во всей битве. Потому что на вершине холма, что к северу от идущего сражения, показались первые всадники. С каждой минутой их становилось все больше и больше, и вскоре вся холмистая линия горизонта покрылась крохотными фигурками на низкорослых степных лошадках. Это на исходную позицию вышел тумен Джаред Асына. Еще через секунду над всей долиной загремел монгольский боевой клич «урааагх», и степная конница покатилась в атаку.
Обходящий с юга тумен Тукана задерживался, но это было уже и неважно. Столь впечатляющее появление Джаред Асына сделало свое дело. Не дожидаясь удара в тыл, союзная армия начала отходить, но организовано это отступление продержалось недолго. Уже через пару мгновений фронт дрогнул и обратился в повальное бегство.
Печальная судьба вылазки и всей армии произвела такое гнетущее впечатление на оставшихся защитников замка, что у них не осталось сил на сопротивление. Открытые ворота так и остались распахнутыми, а на мачту воротной башни взлетел белый флаг. Замок Кениггрец сдавался на милость победителя, и для меня это была отличная новость. Непростая задача решилась сама собой, без штурма и тяжелых потерь.
Обернувшись к Калиде, киваю ему на замок.
— Давай-ка съезди туда сам, проследи чтобы наши там не переусердствовали. Мы пленных не убиваем и сдающихся не трогаем, пусть все об этом узнают!
Часть 1
Глава 6
Конец Ноября 1257 года
По обе стороны лесной дороги высятся могучие сосны. Их тяжелые кроны шумят над головой, и кажется, что они упираются прямо в нависшие грозовые облака. Солнце почти не показывается из-за туч, а таящийся за деревьями полумрак делает лес еще более хмурым и недобрым.
Калида едет впереди, и даже по его спине я чувствую бурлящее в нем недовольство. Все потому что отряд Соболя остался у переправы вытаскивать застрявшую в реке повозку. Как водится, в самый неподходящий момент сломалось задняя ось, и телега чуть не вывалила в реку все находящееся в ней добро. Незапланированная остановка грозила затянуться, а томиться без дела мне не хотелось. Бросить обоз без охраны на чужой земле было бы явной глупостью, вот я и оставил там Соболя с полусотней бойцов, а сам с Калидой и двумя стрелками поехал дальше. Калида конечно же упирался как мог, но он всегда перестраховывается, решил я и не стал его слушать. Поэтому он сейчас едет впереди и в знак протеста со мной не разговаривает.
Я не обращаю внимания, ибо знаю, долго злиться на меня Калида не умеет и скоро отойдет, а пока к нему лучше не лезть. Честно говоря, сейчас меня больше волнует предстоящая встреча с герцогом южной Баварии Людвигом II Суровым. До Мюнхена осталось чуть больше суток пути, а я все еще имею весьма расплывчатые контуры будущего разговора. Да, я еду послом, можно сказать, самого Великого хана! Да, Бурундай наделил меня практически неограниченными полномочиями в плане обещаний, но бессовестным болтуном я никогда не был, и прослыть таким в будущем мне тоже не хочется. Стало быть, упор надо делать на те позиции, выполнение которых я реально могу гарантировать. Отсюда и проблемы, потому как пообещать баварскому курфюрсту я могу немного. Сделать его племянника королем Германии и императором Священной римской империи — это да, но вот вопрос, нужно ли это герцогу? Был бы сам Конрадин постарше, можно было бы сделать ставку на него самого, но пятилетнего ребенка, тут Бурундай прав, никто не будет воспринимать всерьез. Значит, надо работать с герцогом, и тут очень важно знать все тонкости натуры этого Людвига Сурового.
«Что я о нем знаю? — В очередной раз начинаю прокручивать хранящуюся в памяти информацию. — Ему сейчас около двадцати восьми лет, и он уже получил в народе кликуху „Суровый“. За что⁈ Да за бытовуху, можно сказать! В прошлом году он казнил собственную жену по подозрению в измене. Именно так, не застал в постели с любовником, а лишь заподозрил, и этого ему хватило, чтобы отправить ее на эшафот. Приказал отрубить гулящую головушку прямо на городской площади, что даже по нынешним суровым времена выглядит диковато. Причем, по некоторым источникам, он потом признал, что подозрения его были безосновательны, и даже во искупление греха основал в честь невинно убиенной цистерцианский монастырь».
Хмыкнув, делаю однозначный вывод.
«Значит, это человек крайне эмоциональный и несдержанный, склонный к спонтанным решениям. У него не было уверенности насчет измены жены, и тем не менее он ее все же казнил. Его наверняка уговаривали не делать этого, ведь казнь жены приведет к конфликту с ее отцом, а это не кто-нибудь, а герцог Брабанта. Уговаривали, но он не уступил, что говорит о нем как о человеке крайне упрямом, который, единожды приняв решение, никогда его не меняет. Это же подтверждает и его участие в судьбе Конрадина. Ведь очень скоро за помощь Гогенштауфену папа Урбан V отлучит его от церкви, но герцог все равно не уступит».