- Илье все равно не помочь, так и поминать про него нечего! - отрезал Серега. - Не стыди меня попусту. Лучше сказал бы, что делать теперь?
Он поднял на Афанасия измученные, ожидающие глаза, и Никитину стало горько, что обидел товарища.
- Слушай, Серега, - Афанасий тронул колено друга. - Я не стыдить хотел тебя. Думка одна появилась...
Копылов ждал, но узкие черные глаза его выдавали недоверие.
- Есть для нас путь, - медленно начал Афанасий.
- С боярином на Русь?
- На Русь? Не... Нам с тобой Русь заказана. Нищим быть не хочу, помирать под кнутом - не для того жил я... Нет, не на Русь. За море.
Копылов только рукой махнул.
- С Али? А наторгуешь ли? Да вернешься ль? Говорю ведь - ждут меня!
- Меня тоже... ждут... - поглядел в глаза товарищу Никитин, и Копылов понял, о ком он говорит. - Ты сам мои думы знаешь. Хотелось и мне в Тверь поскорее. Но как приду, с чем? Да если Кашин и простит, все равно доли не будет. В долг уж не дадут - не подо что. Так велишь мне в холопы идти иль в монастырь? На Оленину беду со стороны глядеть да пальцы грызть? Опять перед каждым шапку ломить? Не хочу! Не стану!
Копылов впервые увидел Никитина таким. Знал, что и смел он и скор на решения, видел его в бою, но такого взбешенного лица ни разу еще у Афанасия не было. Подбородок выдался, скулы ходят, глаза - как будто самого заклятого врага выцелил.
Никитин рванул ворот халата.
- Должна доля каждому человеку быть! На Руси не нашел - поищу за морем. Али! Что Али? Он мне на первых порах поможет. Я дальше пойду. В Индию.
Копылов не сразу нашелся, что ответить. Потом забормотал, отводя глаза:
- Бог с тобой! Афоня! Друг! Не ведаешь, что говоришь...
- Сиди, - твердо ответил Никитин. - И не отводи глаза. Я в своем уме. Не рехнулся. Тебя что, Индия испугала? А ты что знаешь про нее? А? Сказки слыхал? А я не токмо слыхал - читал. Но ведь везут товары оттуда? Не помирают? Нет, не помирают. Только через двадцать рук продают, и пока товар до нас дойдет, он золота дороже. Да. И какие бы сказки ни писали и ни сказывали - одно все твердят: страна дивная. Все есть. Я вот с Али говорил, с другими тезиками. До Твери не ближе, чем до Индии. У них в Мазендаране купцы встречаются, которые почти до самой Индии доходили, с индийскими народами торговали. Море переплыть оставалось. Ну, я перед морем не остановлюсь. И разумею: если индийцы обычный товар берут, то пугаться их нечего. Такие же люди, как мы.
Копылов растерянно помаргивал, открывал рот, чтобы вставить слово, но Никитин говорить не давал:
- Молчи!.. Вот, скажи, знал ты шемаханцев раньше? Нет, не знал. Опасался к ним идти? Было такое. Ну и что? Люди как люди. Есть хорошие вроде Юсуфа, есть сволочь вроде Магомедки... Думаю, и Индия такова.
- Да ты всерьез, что ли? - улучил, наконец, миг Копылов.
- Всерьез. И скажу еще: кроме как туда, некуда нам идти больше. Всем рискнуть, а еще раз удачи попытать. А уж коли повезет - в первые люди выйдешь. Забудешь, как другим кланяться.
- Боже, боже! На кой дьявол тебе Индия сдалась?.. Ну, не хочешь на Русь идти, тут как-нибудь приторгуй. Зачем же сразу - в Индию. И дорог туда нет... И даль... Да и есть ли она, Индия-то?.. А, Афанасий... Или ты мне голову морочишь?
Серега испытующе заглядывал в никитинское лицо.
- Эх-ма! - поднялся Афанасий. - Вижу, не укладывается ничего в голове твоей. Пошли.
- Когда ты хоть надумал про тую Индию? - растерянно спросил Копылов.
- Давно надумал! - спокойно ответил Никитин. - Больно много слышу про нее. Повидать захотелось!
- Говоришь так, будто в рыбную слободу собрался.
Никитин поглядел на Копылова сверху вниз:
- Не все ж возле дома топтаться! Одному и в слободу от посада - далеко, другому и в Индию - близко. Идем со мной. Доберемся.
- Помилуй тебя господь, Афанасий. Москвичи за Хвалынь боятся, а ты...
...Когда это было? Неужели так недавно? Да, недавно. И вот последняя ночь вместе. Завтра расставанье. Весь путь из Койтула, все часы в Дербенте и потом, когда ушли из Дербента в Баку, Копылов не отставал от Никитина. Тот видел беспокойство товарища и то посмеивался, то сердился.
В этом отчаянном положении, когда никакого выхода не находилось, мысль о походе в Индию, как ни странно, окончательно укрепилась в Никитине.
Было так. В ожидании поездки к шаху Никитин забрел как-то в верхний город. Он шел один по дербентскому базару мимо липких груд винограда и мушмулы, мимо мехов с вином и холодной водой, мимо торговцев брынзой и сладостями, пробирался в ряды с коврами. Денег не было, но его влек обычный интерес к чужому месту, к заморским работам.
Ковры были красивы и дешевы. Привези на Русь два-три ковра глубоких, удивительных узоров - и ты богат.
Как удавалось тутошним мастерам такое сплетение ниток, такие рисунки? Где брали они такие дивные краски?
Никитина поразил среди прочих ковров один - огромный, алого цвета, с черными, белыми и синими узорами, прихотливо переходившими друг в друга так, что глаз, остановившийся на них, уже не мог оторваться и лишь покорно следовал за изогнутыми линиями.
Ковер покупали. Невзрачный мулла, скрестив руки на впалом животе, торговался со смуглым купцом, сбивая цену.
Купец вспотел, отстаивая свою выгоду. Но мулла знал, что купцу деваться некуда. Обижать духовное лицо он не посмеет, неприятного покупателя не прогонит. И мулла настойчиво гнул свое.
- Эй, купец, отдай ему, пока даром не взял! - крикнул какой-то насмешник.
- Купи благодеянием лишний поцелуй гурии! - советовал другой.
Обступившие муллу и купца ротозеи хохотали.
- Почем продаешь? - подмигнув тезику, раздвинул толпу Никитин.
Рядом с черными невысокими горцами он выглядел гигантом. Его не стоило отталкивать.
Тезик, поняв Никитина, запросил десять тамга - пять рублей.
- Четыре дам! - беря его за руку и хлопая по ладони, сказал Никитин. Восемь тамга, и найди себе гурию на земле. Скатывай.
Мулла вцепился в ковер:
- Торг не кончен!.. Не забудь - я слуга аллаха, купец! И я пришел первый!
- Почтенный, не поминай имени милостивого аллаха! Я продаю тому, кто даст больше... Девять тамга!
- Восемь, восемь! - спокойно сказал Никитин. - За такие деньги даже ваш Магомет ковров не покупал.
- Гяур! - зашипел мулла. - Не оскверняй имени пророка!
- Свертывай! - не обращая внимания на муллу, покрутил пальцем Никитин. - Гурии уже ждут.
Теперь хохотали над беспомощно озиравшимся, обозленным муллой.
- Почтенный! И ты уступишь неверному?
- Эй, мулла, на этом ковре он будет молиться своему Христу. Надбавь!
- Я продаю ковер! - поколебавшись, развел руками тезик. - Аллах свидетель, он дает хорошо.
- Я плачу восемь тамга! - поднял руку мулла. - Плачу! Я не уступаю. Ковер мой. Я был первый.
- Э, святой отец! Так не годится! - накладывая на ковер руку, упрекнул Никитин. - Восемь - моя цена. Ковер мой.
- И ты отдашь ковер иноверцу? - крикнул мулла тезику. - Стыдись!
- Но он, правда, первый назвал цену...
- Ты требуешь с меня больше? За одну тамга ты продаешь свою веру, купец!
- При чем тут вера? - возразил Никитин. - Святой отец, не путай мечеть с рынком. Здесь все молятся одинаково.
- Ты слышишь, что он говорит?! Слышишь?! И отдашь ковер ему?!
Мулла трясся, народ покатывался. Тезик мялся, не зная, как быть. Никитин опять выручил его.
- Ладно, святой отец. Я уступлю из уважения к твоему сану. Видишь, я почитаю чужую веру даже на торгу. Нет, нет, не благодари! - сделал он вид, что удерживает муллу от благодарности. - Может, эти восемь тамга зачтутся мне в том мире.
- Тебе зачтется только злоязычие и поношение святынь! - свирепо ответил мулла, отсчитывая деньги.
Муллу проводили свистом и насмешками. Рыночному люду, падкому на зрелища, пришелся по душе русобородый чужеземец, смелый и острый на язык. Никитина похлопывали по плечам, по животу, улыбались ему.
Довольный тезик предложил:
- Зайди в лавку. У меня не только ковры.
Никитин развел руками:
- Друг! Если б у меня были деньги, я не уступил бы этого ковра! Откуда он?
- Из Бухары. Э, жаль, что ты без денег. Я бы продал тебе одну вещь... Ну, выпей со мной кумыса.