- Да неужели так может быть?.. Суд-то есть?..
- Суд? - повернулся к Никитину всем телом Бхавло. - Мусульманский суд не верит индусу. Погоди. Ты еще узнаешь этих собак.
Ненависть и глубоко спрятанная боль прозвучали в словах Бхавло. Лицо его словно окаменело, кулаки сжались так, что побелели суставы пальцев.
Разговор навел Никитина на мысль, что и сам Бхавло пострадал. Но купец не стал ничего рассказывать, а спрашивать Афанасий не хотел: зачем бередить раны?
Рассказ о Карне заставил Никитина смотреть на камнереза с особенным любопытством, ждать от ювелира каких-то необычных слов и поступков. В сухом лице камнереза еще оставались следы тонкой красоты, которой в юности природа наделила, видимо, не только его сестру. Но взгляд камнереза был тускл, голос тих. Неизменная ровность в обращении с людьми говорила о большой душевной усталости. Казалось, мир с его страстями уже не существует для Карны. В старого ювелира словно перешел холод камней, которые он привык держать в руках. И странно было думать, что несказанной красоты алмазы отгранены этим равнодушным человеком.
Но Бхавло сказал:
- Равных Карне нет. Только он умеет заставлять простой гранат улыбаться, как человека. - И со странной усмешкой добавил: - Так же, как он заставляет улыбаться Рангу.
Рангу - молодой, очень красивый внук Карны, женатый на застенчивой миловидной женщине по имени Джанки, отец чудесного малыша, которому не минуло и пяти месяцев, - был ученик и помощник старого ювелира.
Рангу и правда всегда улыбался. Никитин не понял Бхавло.
- Как - заставляет улыбаться? - спросил он.
- Рангу - сын Раджендры, - ответил Бхавло. - Того самого сына Карны, с которого содрали кожу. Но мальчик был тогда очень мал. Он не знает правды о смерти отца и не знает, кто был виноват в его гибели. А Карна знает, но скрывает от него.
- Бережет!
- Бережет от справедливой мести?! Мальчик должен отомстить!
Глаза Бхавло сузились, ноздри гневно раздулись.
- Я сам... - вырвалось у него, но он погасил вспышку ярости, покусал губы и закончил спокойнее: - Я сам когда-то думал так же, как Карна... Когда-то...
Среди новых знакомых Никитина был купец Нирмал. Этот невысокий плотный человек занимался скупкой тканей у бидарских ткачей, которых ссужал деньгами и пряжей под будущие изделия.
Мелкий ремесленный люд встречал Нирмала в ветхих балаганах как благодетеля. Каждое слово его выслушивали, будто откровение, униженно кланялись. Никитин понял: эти люди в неоплатном долгу у Нирмала.
Нирмал предложил Афанасию сложиться, чтоб закупить большую партию пряжи. Никитин не колебался. Выгода была явная. Он вернул бы затраты в семерном размере. Теперь он понял, почему так дешево стоили здесь материи: работа мастеров оплачивалась грошами.
А между тем мастера делали свое дело на славу. Такие тонкие шелка, такие удивительные алачи, пестряди и киндяки* сходили с их станков, что оставалось лишь диву даваться! С жар-птицами, с цветами, с веселыми разводами и всех оттенков, какие только в природе бывают.
______________ * Алачи, пестряди, киндяки - названия различных хлопчатобумажных и шелковых материй.
Насчет красок знатоком был Уджал - узкогрудый, чахлый индус средних лет, часто валявшийся в приступах жестокой лихорадки. Говорили, во время болезни он не узнает людей, бредит. Этим хотел попользоваться какой-то хитрец. Но даже в бреду Уджал никогда не проговаривался, и хитрецу так и не удалось выведать секреты красителей. Бхавло предупредил Никитина, чтоб он с Уджалом о составе красок речи не заводил, иначе тот совсем не станет разговаривать. Уджал человек недоверчивый.
В дом Уджала часто приходили никому не известные люди: то монах-буддист в оранжевом плаще, запыленный и пропеченный солнцем, то райот* в драном дхоти, то звериного вида факир со шкурой леопарда на плечах и здоровенной палицей.
______________ * Райот - индийский крестьянин.
Уджал шептался с ними наедине и провожал тайком. Никитин догадался, что пришельцы приносят индусу какие-то травы.
Эти-то травы и придавали тканям, побывавшим в чанах Уджада, поразительный цвет: то вечернего майского неба, когда свежая листва словно бросает на него свой зеленоватый отсвет, то августовской зари, когда она проглядывает сквозь дымку тающего тумана, то багровых закатов, пляшущих над знойной июльской землей.
Выслушав никитинскую просьбу продать красок, Уджал обещал приготовить их.
И Нирмал и Уджал были женаты. Жена Нирмала выглядела старше мужа. Решма, жена красильщика, наоборот, казалась очень молоденькой. Но Никитину трудно было судить о них: он почти не видел этих женщин, всегда занятых с детьми и по хозяйству.
Бхавло, познакомив Никитина с индусами, занялся какими-то своими делами, в которые никого не посвящал.
У самого Никитина особой удачи не виделось. Коня продать не мог - мало давали, гератец Мустафа, обещавший вернуть долг, как в воду канул, житье на подворье оказывалось неудобным: вечная толчея, вечные чужие глаза, опаска за коня и за вещи.
Карна сказал, что хороших камней сейчас мало. Надо ждать, когда вернутся войска, которые всегда приходят с добычей, или идти весной в Шри-Парвати - священный индусский город, куда съезжаются многие купцы-индусы. Карна хотел поехать сам или послать Рангу. Были бы попутчиками.
Дав Нирмалу согласие на покупку пряжи, Никитин в ожидании доходов и поездки поселился в домике неподалеку от индийских кварталов. Дом этот одноярусный, глиняный, с маленьким садиком за высокой каменной оградой продавал мусульманин-кожевенник, получивший его в наследство. Он согласился взять часть платы, а с остальным обождать. Так впервые за два года Никитин обзавелся крышей, более или менее прочно осел на месте. В доме вместе с Хасаном все вымыли, выскребли, выветрили. В дальней укромной комнатушке Афанасий устроил себе покой: застелил набитые соломой тюфяки дешевеньким ковром, поставил сундучок.
В самой большой комнате раскинул ковер получше, наложил подушек, соорудил поставец. В поставце посверкивали начищенные Хасаном до солнечного блеска медные кувшины и подносы, белели дешевые глиняные чашки - все купленное на бидарском рынке.
Расходы по домоустройству съели почти все оставшиеся деньги. Но Афанасий не угомонился, пока не приобрел необходимого.
А вбив последний гвоздь, задумался. Нирмал обещал выплатить никитинскую долю не ранее, как через два месяца. Жеребец пока только жрал, а дохода не приносил. Афанасию же и самому кормиться надо было и Хасана кормить.
Не миновать залезать в долги!
Он решил посоветоваться с Бхавло. Купец свел Афанасия к убогому на вид старикашке Киродхару, жившему в покосившейся хоромине на границе чамраути* поселения неприкасаемых. В первое посещение Киродхар ничего не обещал, только жаловался на трудную жизнь.
______________ * Чамраути - квартал, поселение "неприкасаемых".
- Ничего, - успокоил Бхавло Никитина, - все уладится...
И верно. Через два дня Киродхар сам пожаловал к Афанасию. Хасан не хотел было пускать его, но Никитин услышал голос старика и вышел.
Киродхар пытливо осматривался, спросил, верно ли, что у купца есть конь.
Никитин понял, показал ему коня.
Киродхар остался доволен. Попивая чай, поданный мрачным Хасаном, спросил, по-прежнему ли купец ищет денег?
Афанасий кивнул.
- Много ли надо?
- Тридцать динаров, - сказал Никитин, сомневаясь, наскребет ли Киродхар и такую сумму.
- Почему так мало? - заулыбался Киродхар. - Я принес сто. Зачем человеку отказывать себе в удовольствиях, если он может не скупиться?
"Ого!" - подумал Афанасий. Сказал:
- Нет, сто не нужно. Возьму пятьдесят. А сколько приплаты придется?
- Я беден, - прикрыл глаза Киродхар, всей фигурой являя забитость и ничтожество. - Если я и даю в долг, то свои последние, собранные годами лишений крохи. Надо помогать ближним. Это угодно богам... Ты скоро продашь коня, получишь с Нирмала. Ты не захочешь обидеть такого старого, нищего человека, как я.