Джози тоже вытащила из кармана блестящий ключик и повертела им перед лицом Бенжамина Хорна. — Так вот, в другом городе тоже есть сейф, а в сейфе тоже лежат бумаги. И если полиция ознакомится с ними, то в них хватит фактов, Бенжамин Хорн, чтобы усадить тебя на три пожизненных срока, — Джози ехидно улыбнулась, глядя прямо в глаза Бенжамина Хорна. — И тогда нас похоронят бок о бок. Ты в это веришь?
Джози улыбалась. Бенжамин Хорн тоже попытался улыбнуться. Он явно не ожидал от этой хрупкой женщины такого отпора. — Ну что же, — задумчиво проговорил он, — тогда можно констатировать, что в нашей схватке — ничья, не правда ли, Джози? — Да, Бенжамин, пока ничья. Давай спрячем свои ключи подальше и попытаемся сделать следующий ход. — Ну что же, попробуем, — сказал мужчина. — Мне кажется, у тебя есть только один ход -наличными и сейчас. Это тебе ясно?
Джози резко отвернулась от Бенжамина, подошла к камину и принялась разглядывать бушующее пламя. — Если ты так ставишь вопрос, то тогда,-Бенжамин Хорн вновь вышел из-за стола,-я могу тебя удовлетворить, Джози. Но учти, это не вынужденный жест, а жест доброй воли.
Бенжамин Хорн вытащил из верхней шуфлядки своего большого письменного стола чек и быстро подписал его. Потом, обойдя стол, он подошел к Джози, которая стояла лицом к камину. — Этот чек -из токийского банка. Смотри, — он обнял Джози и поднес к ее лицу чек, — здесь стоит сумма — пять миллионов долларов. Понимаешь, Джози, пять миллионов долларов…
Джози смотрела на бледно-голубую бумажку в руке Бенжамина Хорна. Она видела, как подрагивают пальцы мужчины, она понимала, как нелегко ему расстаться с деньгами, но она этот момент ощутила -выиграла! — А вот это, — она достала из кармана голубой конверт, — контракт.
Бенжамин Хорн тут же двумя пальцами вцепился в голубой конверт, а Джози ухватилась за чек. — Раз, два, три, — посчитал Бенжамин Хорн и разжал пальцы.
Джози тоже отдернула руку. Контракт оказался в руках мужчины, а чек -в руках женщины. Все это напоминало детскую игру «Руки в руки».
Бенжамин Хорн и Джози самодовольно улыбнулись. — Вот теперь, Бен, все. Наши с тобой дела окончились.
Джози, не оборачиваясь, направилась к двери. Бенжамин Хорн с контрактом в руках направился к столу. Он быстро просмотрел текст и громко позвал китаянку: — Джози!
Женщина остановилась в двери и обернулась. — Неужели ты хочешь дать мне что-нибудь еще? На тебя это не похоже. — Ты просто прекрасно провела партию. — Да, Бен, я провела ее, по-моему, неплохо. — Нет, Джози, ты просто прекрасно ее провела.
Этим вечером в доме Лео Джонсона было слишком уж шумно, слишком суетливо и ненатурально весело.
Сам Лео сидел в инвалидном кресле за столом. У него на макушку был нахлобучен дурацкий бумажный колпак. На глазах -темные очки, изо рта торчал мундштук от саксофона. Лео Джонсон сидел неподвижно, лишь изредка его голова слегка вздрагивала. А вокруг стола бегали, смеялись, громко хохотали Бобби Таундеш и Шейла.
Даже стекла звенели от их радостных восклицаний и криков. На Бобби и Шейле тоже были надеты бумажные шутовские колпаки. Длинные разноцветные ленты свешивались с их шей. Они бегали вокруг стола друг за другом, целовались, хохотали. — Лео, Лео, посмотри как нам хорошо, посмотри, как мы целуемся, — кричал Бобби, буквально впиваясь в губы Шейлы. — Муж, ты что, не видишь? Здесь целуют твою жену, а ты сидишь как истукан. — Ладно, ладно, Шейла, он сделал для нас больше чем мог. Давай еще, давай на столе. — Хорошо.
Шейла забралась на стол, легла на спину. Бобби припал к ее губам. Его нисколько не смущало, что прямо перед ними сидит Лео. — Извини, Лео, — оторвался от губ Шейлы Бобби, — он поднял бутылку и сделал прямо из горла несколько глотков виски, — понимаешь, Лео, мы решили по поводу того, что тебя выписали из этой чертовой клиники устроить небольшую вечеринку. Надеюсь, ты не против? — Я не против, — кривляясь, дурацким голосом ответила Шейла. — А я у тебя не спрашиваю, — сказал Бобби, — ведь он хозяин. — Так я отвечаю за него, ведь я же его половина.
Я его жена. — А-а, ну раз так, то тогда хорошо, ваше согласие, Лео, принимается. Я хочу выступить с небольшой речью, — Бобби буквально припал к уху Лео и закричал, — я приветствую тебя, Лео, в твоем доме. Я очень рад, что ты с нами и что теперь мы будем все вместе. Мы будем жить весело и радостно. Правда, Шейла? — Да, да, нам будет очень хорошо, Бобби. — Ведь ты же, Лео, — необыкновенный парень, — Бобби постучал по плечу парализованного мужчины, — и мы хотим, чтобы ты знал, какой ты замечательный человек и как много ты сделал для нас.
Абсолютно неподвижный Лео почти не подавал признаков жизни. Только протяжный свист вырывался из мундштука, торчавшего из его губ. — Поэтому мы хотим тебе напомнить о том, что ты сделал для нас. — Да-да, — стоя с бокалом виски в руках прокричала Шейла, — мы тебе сейчас все припомним. — Так вот, Лео, ты заставлял свою жену стирать грязное белье, протирать пол, мыть посуду. А еще ты ее бил. — Да, да, Лео, ведь ты меня очень сильно и часто бил. Ты, наверное, об этом уже не помнишь? Ты, наверное, уже ничего не понимаешь?
Из мундштука Лео вырывался свист, который показывал, что Лео Джонсон дышит. — Так вот, Лео, ты ее бил так, чтобы на ней не оставалось синяков. Во всяком случае, ты старался наносить такие побои, от которых не остается следов. Не правда ли, Шейла? — Да-да, он бил меня мылом, засунутым в носок, чтобы у меня не было синяков. А все мои внутренности болели…— Видишь, Лео, какой ты нехороший парень? Ты бил свою жену, а это грех.
Бобби и Шейла поцеловались прямо перед носом Лео. — А вообще, Лео, ты классный парень, особенно в таком виде, — Бобби Таундеш несколько раз щелкнул по носу Лео Джонсона.
Голова парализованного качнулась и откинулась на спинку кресла. — О, ты классный парень. — Да, Лео, ты просто замечательный мужик. Я просто мечтала о таком муже. — И последнее, что я хочу сказать, — закричал Бобби, — перед нами сейчас Лео Джонсон, — замечательный мужчина, настоящий убийца. — Ура! Ура! — закричала Шейла, усевшись на середине стола. Она высоко подняла бокал и постучала им по лбу Лео Джонсона. — Я с тобой с удовольствием чокнусь. — Лео, ты додумался до замечательной вещи. Ты связал жену, затащил ее на лесопилку, подвесил за руки, потом поджег доски и оставил ее гореть. Ну, точно как кусок мяса. Да, Шейла? Я прав? — Прав, прав, Бобби, ты всегда прав, — Шейла произнесла это грустным голосом.
Она вспомнила страшный пожар, грохот обваливающихся балок, вспомнила, как едкий дым заполнял помещение, как трещал огонь и рушились конструкции. Ей на глаза навернулись пьяные слезы. — А теперь, Лео, ты никому не говори, что ты умеешь обращаться с женщинами. Тебя перестанет уважать вся наша община, все будут рассказывать о тебе анекдоты и смеяться над тобой.
Бобби приподнял дурацкий колпак на голове Лео и вновь водрузил его, сдвинув на самые глаза. — Мы рассказали тебе всю твою жизнь, Лео. Бобби и Шейла обнялись и закружились вокруг стола.
В руках Шейлы был бокал, а в руках Бобби -бутылка с виски. — Так что, Лео, сейчас ты можешь радоваться своему и нашему счастью. Все сложилось как нельзя более удачно.
Бобби подхватил женщину на руки, поднес Шейлу к столу и опрокинул ее на столешницу. Он склонился над Шейлой и принялся расстегивать пуговицы ее блузки. Голова Лео Джонсона пришла в движение: она качнулась и бессильно упала вперед. Но целующиеся не видели этого. Рука Бобби скользила по бедру женщины, задирая подол короткой юбки, потом легла на грудь.
Шейла слегка откинула голову, и ее взгляд упал на мужа, который, казалось, безразлично взирает на все это. Вдруг голова Лео дернулась, темные очки съехали на нос. — Бобби, Бобби, — взвизгнула Шейла и соскочила со стола, — он дернулся, он дернулся, я это видела. Он, наверное, понимает что происходит. — Да ну, Шейла, о чем ты говоришь? Он всего лишь кусок мяса и ничего не может понимать. Просто здоровенный кусок мяса.
Но все равно Шейла и Бобби испуганно жались к стене и смотрели на Лео Джонсона. — Ничего, ничего, дорогая, может, ты и права, — Бобби обнял Шейлу. — Знаешь, вообще-то, мне сейчас не очень хочется пользоваться его состоянием. Извини, Лео, я буду трахаться с Шейлой в другой комнате. Как-то нам не очень удобно делать это у тебя на глазах. — Бобби, но он точно дернулся. — Ничего, сейчас я с ним поговорю.