- Эрик? Ты в порядке? – Эва обеспокоенно посмотрела на своего посетителя.
- Да, все хорошо, спасибо. Просто тяжелый день, - расеянно ответил он.
«А это только СиЗо»: прошипели ему однажды, зажав в углу, и отбивая почки отработанными ударами. «На зоне будет намного хуже». Как он боялся ее – этой проклятой зоны. Боялся зеков, что плотоядно скалились, едва Эрик появлялся в поле их зрения. Боялся охранников, что смотрели со злобой и ненавистью – золотой мальчик, младший сынок серьезного бизнесмена в городе, натворил делов, а им теперь прикрывай его зад, чтобы не прибили.
Он спокойно вздохнул только тогда, когда судья зачитал приговор и освободил парня в зале суда, засчитав срок, отсиженный в камере предварительного заключения. Конечно, это отец Эрика постарался, раздосадованно опустошив трастовый счет на приличную сумму с пятью нулями.
- Почитаешь мне стихи?
- Конечно.
Тоненький сборник всегда был при нем. И, пролистывая страницы с закладками, Эрик выбрал одно стихотворение, которое запало в душу. Которое много раз читал ей, пока она была без сознания:
«Мне снились веселые думы,
Мне снилось, что я не один...
Под утро проснулся от шума
И треска несущихся льдин.
Я думал о сбывшемся чуде...
А там, наточив топоры,
Веселые красные люди,
Смеясь, разводили костры:
Смолили тяжелые челны...
Река, распевая, несла
И синие льдины, и волны,
И тонкий обломок весла...
Пьяна от веселого шума,
Душа небывалым полна..
Со мною - весенняя дума,
Я знаю, что Ты не одна...»
Он честно пытался исправить свою ошибку. Честно хотел помочь, и тайно, в глубине души, хотел, чтобы девушка его простила. Не того Эрика, который оказался в ее палате, когда Эва открыла мутные от забытья глаза, а того, кто сломал ее тело и жизнь.
Но Эва не простила, он понимал это. И никогда не простит, хоть и говорит изредка, что попытается.
Посидев еще немного, Эрик как обычно, поцеловал Эву в щеку и вышел из палаты, тихо прикрыв за собой дверь. Пошел по коридору, махнув на прощание рукой медсестре, и на тяжелых ногах вышел из больницы.
Его легкие наполнились свежим вечерним воздухом, а сам Эрик бросил взгляд на окна шестого этажа – где-то там, в бетонной клетке больницы лежала Эва. Потянулся к карману куртки, да только пачки сигарет там не оказалось – забыл в машине. Дурная привычка манила глотнуть ядовитый дым, едко разъедающий глаза, попадая на слизистую.
Опустив плечи, Эрик обреченно побрел по аллее к парковке, где стояла неприметная иномарка – не чета той спортивной и блестящей, которая так легко гробила жизни и ломала судьбы. Сел внутрь и сразу потянулся к заветной пачке, которая обещала долгую и мучительную смерть от рака легких или какой другой тяжелой болезни. Впрочем, Эрика это не беспокоило, ведь смерть он заслужил, да поболезненней.
О чем только думал, стащив у брата старый паспорт, чтобы попасть в больницу посетителем? Эрик сам не знал. Помнил только, как впервые зашел в палату интенсивной терапии и сердце защемило – на койке, в трубках, лежала хрупкая девушка. Он долго изучал ее профили в социальных сетях, казалось, что по фотографиям запомнил каждую черту, но в ту минуту не узнал ее. Болезнь до неузнаваемости изменила лицо, сделав его тощим, бледным, с запавшими глазницами и синевой, прикрытой темными ресницами.
Эрик запомнил глаза тех, кого успел увидеть, когда летел на бешеной скорости через перекресток. Хорошо запомнил, так, что долгие ночи просыпался от кошмаров с искаженными от сраха гримасами и отпечатком ужаса в зрачках. Ее лицо он не помнил, и это казалось ему непростительным.
В тот день он присел на краешек стула, так и не рискнув пододвинуться ближе к кровати. И просидел молча, разглядывая аппаратуру, что поддерживала жизнь девушки. Он не придумал, что будет говорить, и не нашел нужных слов, чтобы как-то скрасить гул больнычных мониторов.
В следующий раз он пришел, держа в руках книгу, и долго читал стихи, кощунственно заламывая страницы там, где слова, написанные поэтом, что-то трогали в его душе. Так ходил он раз за разом, неделя за неделей, месяц за месяцом, перечитывая вновь и вновь одни и те же стихотворения; некоторые успев вызубрить наизусть.
Он не искал жалости, а уж осуждений ему хватило с лихвой. Эрик просто хотел знать, что сможет сделать для нее хоть что-то, он хотел хоть как-то загладить свою вину. Он понял, что она безумно одинока и просто пытался скрасить ее одиночество. Не все в этом мире можно купить за деньги, и от этого внутри становилось гаже.
Эва искренне радовалась его приходам, рассказывала о своих успехах и планах – а тех у девушки было много. Он старался говорить мало, боялся выдать свой грязный секрет, что вовсе никакой он не доктор. Эва подумала так из-за белого халата, что выдавали посетителям, а он не стал отрицать и побоялся признаться в том, кто он на самом деле.
Колеся по городу, он снова и снова вспоминал моменты из своей жизни, за которые ему не было стыдно и от этого еще больше осознавал никчемность этой жизни, ведь чувство стыда, казалось, вросло в его кости. Он пытался обратиться к вере, исповедовался не единожды, но так и не смог принять простого правила, что на все воля Божья. Чушь несусветная, ведь именно он, Эрик, а не мифический Бог был за рулем в тот день. Именно он так самонадеянно выпил бокал пива на встрече с друзьями и решил в очередной раз лихо проехать по городским улицам, доказывая всем, какой он бесстрашный.
Он однажды пытался залезть в петлю; в другой день долго держал лезвие бритвы над запястьями, но так и не решился на последний, отчаянный шаг. Струсил, как и всегда, боясь гнева всевышнего, если он и правда существует. Хотел уехать далеко, в другой город или даже страну, но потом понял, что от совести не убежать, ведь совесть – тысяча свидетелей. Кажется, так говорил Марк Фабий.
Скоро Эву выпишут из больницы и она начнет жить по-новому. Она справится, Эрик уверен. И так и не узнает, что щедрым жертвователем на ее лечение был Ян-Эрик Ланге, въехавший в толпу на пешеходном переходу два года назад. Не узнает, что он так и не смог набраться смелости и прийти в больницу под своим настоящим именем. Не узнает, куда он исчез и почему перестал появлятся со сборником стихов Александр Блока в тоненьком переплете.
Не узнает, потому что той ночью, когда последний раз навещал ее, Эрик заснул за рулем и съехал с моста в реку. Говорили, что его так и не нашли ни на каменистом дне, ни на берегу – был не пристегнут и вылетел в лобовое стекло во время удара, а течение в тех местах сильное.
И только Эрик будет знать – уже после упокоения – что Эва все же его простила.
5/11 /2017