— Но ты не занимаешься этим сейчас? Я имею в виду жалость к себе.
— Не уверена. — Джейн подперла щеку рукой. — Скажи мне правду, Энн. Как бы ты поступила на моем месте?
Энн поставила чашку на стол и сплела пальцы под подбородком.
— Я бы вышла замуж на его условиях, а потом соблазнила бы Рона.
Джейн откинулась на стуле.
— А если он откажется быть соблазненным? Что тогда? Платонический брак до тех пор, пока Габи не окончит колледж? — Она покачала головой. — Я хочу, хочу быть матерью Габи, но не уверена, что смогу терпеть такую боль.
Она решительно отодвинула стул и встала, чтобы вынуть печенье из духовки.
Центральная Калифорния летом похожа на знойную пустыню, насквозь продуваемую горячими ветрами. За те несколько минут, пока Джейн добралась до входа в церковь, где отпевали Марию, ее лицо покрыли капельки пота, волосы растрепал ветер, и они словно потрескивали от разрядов статического электричества.
В церкви, совсем маленькой, было чуть прохладней, пахло восковыми свечами и старым деревом. Простой сосновый алтарь украшало белоснежное кружевное покрывало, а фигуры Девы Марии и младенца Христа на деревянном распятии ручной работы были вырезаны с большой любовью и немалым искусством.
Беспокоясь, что никто этого не сделает, Джейн послала в церковь цветы, но, оглядевшись, поняла, что ее опасения были напрасны.
Цветы были повсюду: ноготки и темноглазые настурции из чьего-то сада, лилии, розы и другие, названий которых Джейн даже не знала. Гроб украшала трогательная ветка небольших жемчужно-белых роз.
Немногочисленные присутствующие занимали первые ряды и слушали священника, который стоял возле простого, но явно дорогого гроба.
Священник говорил по-испански, и Джейн понадобилось какое-то время, чтобы привыкнуть к мягким гласным и быстрой речи. Не прерывая молитвы, он проследил взглядом за опоздавшей Джейн и кивнул, когда она тихонько села на заднюю скамью.
Рон сидел справа в первом ряду. Здесь же разместились десять-двенадцать человек, скорее всего, родственники Марии — в основном женщины с детьми; некоторые тихонько плакали.
Слова краткой молитвы были удивительно проникновенны. Джейн почувствовала это, несмотря на свои отнюдь не совершенные познания в испанском.
Гимн пели без музыки, потому что в церкви не было ни органа, ни даже пианино. Голоса взрослых и детей сливались в нестройном, но искреннем хоре, и от этого песня звучала еще трогательней.
Когда умолкли последние слова, глаза Джейн затуманили слезы. Пока она судорожно искала в сумочке носовой платок, распорядитель похорон покатил каталку с гробом по проходу между скамьями, за ним прошествовал с серьезным грустным лицом священник и все остальные.
Рон шел последним, и Джейн очень удивилась, заметив, что его сопровождают три черноволосых и черноглазых мальчика, причем один из них, самый маленький, крепко держал Рона за руку.
Сыновья Марии, подумала она, а через секунду уже не сомневалась в этом.
У ее скамьи Рон остановился. Даже если он и был удивлен, встретив ее здесь, то не подал вида и тихо представил Джейн мальчикам.
Старшего, худенького и мрачноватого, лет восьми, звали Джеком-младшим. Под глазами у него были желтые круги, а на лице остались следы синяков. Средний мальчуган, Майкл — застенчивый и очень похожий на Марию, а младший, Джонни, сильно заикался, когда отвечал на приветствие Джейн.
— Мне очень жаль вашу маму, ребята, — сказала она серьезно, — но я знаю, что она горячо любила вас. Ее последние слова были о вас и о вашей маленькой сестренке, которая недавно родилась.
— Мама никогда не вернется, — пропищал тоненьким голоском Майкл.
— Не вернется, — мягко ответила Джейн, понимая, как больно это сознавать ребенку. Но правда была необходима, чтобы излечиться от горя.
— Мистер Бартон сказал, что мама сейчас на небесах и теперь она будет нашим ангелом-хранителем. — Пальчики Майкла нервно крутили пуговицу на куртке. Он поднял глаза на Рона и спросил: — Вы и вправду думаете, что мама сейчас смотрит на нас, мистер Бартон?
— Да, Майкл, я так думаю.
— Я тоже так думаю, — поддержала его Джейн. — Она всегда будет там и в твоих мыслях.
— Моя мама была преступницей, и люди об этом знают, — пробормотал Джек-младший, обращаясь ко всем сразу и ни к кому в частности.
— Твоя мама была хорошей женщиной, сынок. Когда-нибудь я помогу тебе понять это.
Рон говорил, не повышая голоса, но мрачное лицо Джека-младшего внезапно покраснело. Он плотно сжал губы.