— Ничего, что я принимаю тебя в кухне? Это мое любимое место.
Он обвел кухню медленным взглядом.
— Здесь уютно и красиво. Особенно мне нравится аквариум.
Джейн с удовольствием посмотрела на свою удачную покупку с «блошиного» рынка.
— Не правда ли, он впечатляет? Я так люблю наблюдать за рыбками, особенно за вуалехвостами, они ужасно милы.
— Милы? Хм.
Рон потянулся за кофе и обнаружил в чашке слабо заваренный чай.
— Ромашка, — пояснила Джейн, когда их взгляды встретились. — Успокаивает.
Рон отпил глоток — уж лучше бы выпить просто виски или, на худой конец, безвкусное белое вино, столь любимое Джейн.
Рон откинулся на спинку стула и дал отдых напряженным мышцам спины — на них, а также на левую руку приходилась теперь вся физическая нагрузка. Если бы Рон был один, он снял бы боль массажем.
— Расскажи мне об этой миссис Квинсли, — обратился он к Джейн и вытянул ноги, чтобы окончательно расслабиться.
Его просьба пришлась кстати, и Джейн засветилась улыбкой.
— О Рон, она просто чудо! Вырастила шестерых детей, а потеряв седьмого, решила воспитывать чужих. За это время она между делом стала дипломированной медсестрой. А еще… — Джейн приблизила к нему лицо, словно собиралась сказать что-то очень важное, — она умеет печь шоколадное печенье, да какое! Язык проглотишь.
Рон уже привык к взрывам восторга Джейн по самым неожиданным поводам. Они придавали их общению интимность и доверие — то, что Рон так тщательно избегал все эти годы.
— Хм, первая часть твоего отзыва имеет прямое отношение к достоинствам няни. Но вторая? При чем здесь шоколадное печенье?
— Как ты не понимаешь? Шоколадное печенье — очень важный фактор в формировании психики и характера ребенка, — очень серьезно ответила Джейн. В легкой переливающейся блузке, подчеркивающей формы, она выглядела чертовски соблазнительно.
— Каким образом?
— Сообрази сам. Что тебе больше всего запомнилось из твоего детства?
— Запах карболки от бинтов, которыми мать перевязывала мои разбитые коленки.
Джейн улыбнулась.
— А кроме этого?
— Вызов к директору?
— Рон! Будь серьезным.
Это тихое восклицание вызвало у него неодолимое желание взять Джейн на руки, подняться в спальню, медленно и осторожно снять с нее все лишнее, но… Проделать это теперь ему было не так-то просто.
Рон отпил глоток невкусного отвара.
— Ладно, ладно, не смотри на меня так, будто я ранил тебя в самое сердце. Действительно мне приходилось пить молоко с печеньем, а потом садиться за уроки.
Ее губы тронула улыбка.
— С каким печеньем?
Он заставил ее немного подождать, залюбовавшись радостным ожиданием в глазах цвета золотисто-темной бронзы.
— С шоколадным.
— Ага, тогда мне нечего добавить.
Рон снова попробовал чай и, окончательно решив, что он ему не по вкусу, отодвинул чашку.
— Тебе не нравится? — очаровательно надув губки, спросила Джейн, и у Рона бешено забилось сердце. Усилием воли он заставил его успокоиться.
— Не очень. Я вообще не люблю чай.
Джейн с любопытством пыталась отгадать, что означает этот блеск в его глазах. Она и сама ощущала себя несколько необычно.
— Я тоже не большая любительница этого напитка, но когда пью его, то кажусь себе воплощением добродетели. Именно поэтому и заварила.
Рон переменил позу, нахмурился, снова заерзал на стуле, распрямляя плечи. Неужели этот стул мал, или он волнуется и никак не может расслабиться, отдохнуть?
— А как ты чувствуешь себя, когда пьешь кофе? — спросил Рон, взглянув на нее исподлобья.
— Чертовски грешной, — вздохнула Джейн. — Это мой второй тяжкий грех, но я не собираюсь избавляться от него.
Уголок рта у Рона пополз вверх, но это отнюдь не означало улыбку. Он понимал, что позволяет этой женщине брать верх и начисто ломать установленные им правила. Рон был просто бессилен противостоять колдовскому наваждению ее близости.
— А первый? — поинтересовался он, вопросительно подняв брови.
— Лучше предупредить тебя заранее, — насмешливо ответила Джейн, тоже стараясь скрыть волнение в голосе. — Я безумно люблю все шоколадное. Я держу коробку конфет на работе и дома в столике у постели. Не говоря уже о запасах на кухне.
— Да, грех велик.
— Жаль, что ты так думаешь.
Она попробовала свой чай, поглядывая на Рона сквозь струйку ромашкового пара.
— Теперь твой черед. Какой у тебя самый страшный грех?
Рон отважился назвать тот, с которым давно и безуспешно боролся.
— Вспыльчивость.
— Ага, плохой характер, не так ли?