Ничего, только письмо от Айзека – он пишет, что еще не видел Сонни. Второе письмо от Райли, который просит меня передумать и все-таки приехать на День святого Валентина. Но я не могу вернуться домой, и препираться с ним мне сейчас тоже некогда. Мне необходимо получить хорошую оценку за задание.
– Никаких новостей, – говорю я, закусывая губу, и чувствую, как внутри опять поднимает голову беспокойство.
– Это еще не значит, что с ним случилось что-то плохое, Лайла.
– Знаю. Но я все равно хочу, чтобы он объявился поскорее.
– Так и будет. Скоро объявится.
Чейс отводит взгляд. Он тоже волнуется. И от этого мне становится совсем плохо. В нашей компании Чейс – единственный, кто сохраняет трезвую голову в любой ситуации. Уж если Чейс заволновался, значит, остальным давно пора психовать. Я прямо чувствую, как меня окутывает липкий страх.
– Тебе не кажется… не кажется, что пора заявить о пропаже? – спрашиваю я, нервно водя пальцем по кнопкам клавиатуры.
– Лайла, – произносит Чейс.
Но я не могу заставить себя посмотреть на него, боюсь, что потеряю остатки храбрости. Тогда он аккуратно приподнимает мое лицо за подбородок и смотрит мягко и успокаивающе.
– Полиция все равно ничего не предпримет, пока с момента пропажи не пройдет двадцать четыре часа. Но мы поговорим с охраной студгородка и узнаем, не видели ли они его. Идет?
– За двадцать четыре часа может произойти очень много всего, Чейс.
Два года назад моя жизнь перевернулась с ног на голову за гораздо меньшее время.
– Я знаю, но существует полицейский протокол, и изменить его мы не в состоянии. Поэтому давай сосредоточимся на твоем проекте и приведем его в порядок. Нужно наложить на видео другой саундтрек, если тебе не нравится этот. Поработаем часов до десяти и домой.
– Ладно, – киваю я. – Хорошо. Спасибо тебе.
Чейс улыбается мне уголком рта, отчего на его щеке возникает очаровательная ямочка, но его взгляд остается пустым.
– Итак. – Он кликает мышкой, и этот звук возвращает меня к заданию. – Сделать или умереть.
Умеет он подбодрить. Но я послушно берусь за работу.
5
Пятница
Второе февраля
Несмотря на возмутительно раннее утро, мне все же удается задать отличный рабочий темп. Когда наше время подходит к концу, Чейс бронирует монтажную на завтра, на то же время. Завтра – суббота, так что, наверное, я захвачу с собой и свою кружку, а лучше – целое ведро кофе. Мы очень продуктивно поработали над моим рекламным проектом, но по дороге домой я вдруг снова разворчалась.
– И тут все красно-розовое и сердечнутое. – Киваю в сторону витрины кафе. Буду обходить его стороной, пока декорации не сменят к Дню святого Патрика.
– Через две недели все это отправится в мусорку. – Чейс смотрит на меня своими изумительно-зелеными глазами, и у меня внутри все опять превращается в кисель. – Лайла, побольше оптимизма.
Ну что ж, если наши отношения и правда будут двигаться в том направлении, в которое я с надеждой вглядываюсь последние полтора года, тогда, быть может, я и правда начну более позитивно смотреть на мир. Было бы неплохо отвлечься, наполнить эти мрачные дни хоть чем-то хорошим.
– Я не пессимистка, я – реалистка, – говорю я.
Ну ладно, реалистка с большой натяжкой. Иногда я рассуждаю, как жалкая одинокая старуха. День святого Валентина просто невыносим, когда он совпадает с днем семейного горя. Да плюс еще мучительная любовь к человеку, который даже не подозревает об этом. До сих пор помню, как мы с Чейсом встретились впервые. Он выглядел так, словно только что сошел с рекламы «Кельвин Кляйн», – темно-русые волосы, поджарое тело, море обаяния. Короче, он ворвался в мой мир, как ураган.
А я? Замкнутая, неуклюжая коротышка. Волосы у меня такие светлые, что кажутся бесцветными. Глаза – невыразительные и темные. Хотя, быть может, я чувствую себя такой только в его присутствии? В любом случае мы не подходим друг другу, и, чем быстрее я с этим смирюсь, тем лучше. Правда, пока что-то не выходит. Чейс пересказывает мне трейлер какого-то фильма, а я уже представляю, как мы сидим в кино, прижавшись друг к другу, и поедаем попкорн из одного ведерка.
Как-то не вовремя, Лайла. Сосредоточься. Мы сворачиваем на свою улицу, и тут я случайно на кого-то налетаю. На человеке длинное пальто из черной кожи, под пальто – темно-серая толстовка. Капюшон толстовки низко надвинут на глаза.
– Извините, – бормочу я, обращаясь к той единственной части его лица, которая мне видна, – подбородку, густо покрытому темно-коричневой щетиной.