Все выступление я ерзаю, пытаясь вникнуть в сюжет. Ребята из театрального просто великолепны, но мне все равно не удается сосредоточиться на постановке. Голова забита записками.
Почему тот, кто их послал, кем бы он ни был, не хочет, чтобы мы о нем знали? Если бы это была влюбленная в Сонни девчонка, она бы дала о себе знать. Ведь так? Иначе какой смысл все затевать? А если бы я сразу подошла к двери, то, возможно, увидела бы того, кто принес письмо. Теперь этот человек купил нам выпить и сидит в одном зале с нами. Тоже смотрит выступление. Или на нас? У меня от одной мысли об этом – мороз по коже.
Как только выступление подходит к концу и зажигается свет, я сразу же поднимаюсь.
– Все, идем? – спрашиваю я.
– Э-э, ты куда-то спешишь, Лайла? – смеется Чейс. – А как же афтепати?
Черт. После всего, что случилось, я совсем забыла про вечеринку.
– Я устала. Хочу домой.
– Ну, как знаешь. А я вот хочу любви, поэтому откланиваюсь, ребята. Дела и все такое, – говорит Сонни.
Сиенна хватает его за руку:
– Погоди, Сонни. Может, тебе не стоит ходить в одиночку? А вдруг там маньяк?
Не знаю, был ли это сарказм, но Сонни смеется:
– Смешно, Си. В общем, не ждите меня.
И уходит. Наверняка на свидание. Я провожаю его взглядом, пока он не исчезает в толпе.
– Как вы думаете, ему ничего не угрожает?
– С ним все будет в порядке, – заверяет меня Шарлотта, пробираясь к выходу вместе со мной. – Спасибо, что уговорила прийти. Мне и правда понравилось.
– Ну и хорошо, – отзываюсь я.
Хоть кому-то было хорошо. О себе я такого сказать не могу.
– Ты не против, если мы пойдем домой вместе? – спрашивает Шарлотта.
– И я с вами, – вставляет Сиенна. – Натан не пришел, но на неделе будут еще другие вечеринки. А сегодня, думаю, пора закругляться и баиньки.
Чейс и Айзек немного разочарованы, но все равно упорно желают нас проводить.
– Как пришли вместе, так и уйдем, – заявляет Чейс. – Ну, без Сонни, разве что.
Я улыбаюсь ему, одновременно вглядываясь в людей, покидающих зал. Заметив темную толстовку, закусываю губу. Как же мне хочется поскорее выбраться из битком набитого зала. Ну же, ну! Не хочу находиться в одном помещении с человеком, который, вместо того чтобы подойти и предложить выпить, исподтишка сфотографировал нас. Чейс не отходит от меня ни на шаг, я спиной ощущаю его тепло. По-моему, он чувствует, что у меня натянуты нервы. По обе стороны от двери стоят вышибалы со скрещенными на груди руками. Их задача – проследить за тем, чтобы пьяные студенты покинули зал без инцидентов. Но парни такие огромные, что едва не заслоняют проход, и в дверях от этого давка.
Снаружи похолодало еще сильнее, асфальт затянуло блестящей ледяной пленкой. Ветер пробирает даже сквозь пальто. Я обхватываю себя руками и крепче прижимаюсь к Чейсу. Если спросит, что со мной, скажу, что замерзла.
Неожиданно его тяжелая рука обнимает меня за плечи и притягивает к себе еще ближе.
– Замерзла?
– Да. Ненавижу зиму.
– Тогда ты не в той стране родилась.
Это уж точно.
– О господи, – вскрикивает Сиенна таким высоким тонким голосом, что меня передергивает.
– Боже, Си, на твой ультразвук слетятся летучие мыши со всего городка! – ворчит Айзек.
Я же, проследив за ее взглядом, вижу на стене библиотеки гигантское стилизованное граффити. Буквы алые, потекшие, словно их написали кровью:
«ТВОЕ СЕРДЦЕ БУДЕТ МОИМ».
Автор надписи оттенил каждую букву серым и черным, чтобы слова выглядели объемными. Жутковато. Но круто.
– Талантливый чувак, – говорит Айзек.
– С чего ты взял, что это парень? – спрашиваю я.
– Чувиха. – Он поднимает руки, будто сдается.
– Спасибо, – улыбаюсь я.
– Твоя работа? – шутит Айзек.
– Конечно! Мы же все знаем, как Лайла красиво рисует. Людей, например… таких, с ручками-палочками и головами-кружочками, – поддразнивает Чейс, еще крепче прижимая меня к себе.
Можно было бы, конечно, съязвить в ответ, но я и правда ужасно рисую.
До дома еще минут пять. Мимо пробегает парочка студентов, изображающих купидонов. Из одежды на них – только куски простыней, прикрывающие задницы. Надеюсь, они схватят обморожение. Придурки.
– Все с ума сошли, – смеюсь я.
Мы сворачиваем за угол, проходим кофейню, горячо любимую всеми студентами, и выходим за границы студгородка. Здесь еще темнее. Плотное переплетение голых ветвей не пропускает свет. Мне всегда страшно ходить здесь в одиночку поздно вечером, хотя, как правило, тут все тихо и мирно. За все время в университете случилось всего лишь одно ограбление, и даже оно не в счет, потому что грабитель нахлестался виски и пытался украсть кошелек у своей же девушки.