Я поморщилась, а он тихо усмехнулся.
— Спасибо, — ответила тихо и поднялась, — не смею больше отнимать у Вас время.
— Если будут новости или вопросы, мы сами с Вами свяжемся, — сказал вкрадчиво, а я кивнула:
— Я поняла, я слишком назойлива. Прошу прощения, — ответила вежливо и развернулась, успев поймать его настороженный взгляд. Видимо, он почуял издевку, но ничего подобного и в мыслях не было.
На самом деле, мысль была всего одна: семнадцать ножевых по району. Им просто плевать.
Я уныло поплелась на остановку, где ожидало транспорт человек пятнадцать, не меньше, но вокруг меня образовалось свободное пространство в метр. Люди косились, пытаясь не смотреть, но это было выше их сил. Что тут сказать, выглядела я своеобразно. В тринадцать я проколола себе бровь, через месяц нос, ещё через два — пупок и язык, облачилась в чёрное и бесформенное и с тех пор предпочитала именно этот образ. Волосы были выкрашены в цвет вороньего крыла, слегка отливая синим на солнце, синяя или чёрная губная помада, темная подводка и густо накрашенные ресницы.
Подъехал автобус, я с трудом влезла, а женщина рядом покрепче прижала к себе сумочку, сурово сдвинув брови у переносицы. Обычная реакция, которая уже должна была войти у меня в привычку, но каждый раз было немного обидно. Люди сторонились, что меня вполне устраивало, после смерти родителей в моей жизни было лишь два человека — бабушка, которой пришлось переехать из-за меня в город, и Инга, соседка по площадке, с которой мы дружили ещё с бессознательного возраста, и, по сути, комфортно я себя чувствовала лишь на районе, где знала всех и каждого, и на работе в музыкальном салоне, куда моя внешность отлично вписалась.
Автобус постепенно пустел, мне же надо было ехать до конечной, я пристроилась на свободном кресле и уставилась в окно, углубившись в свои мысли, пока кто-то по-хозяйски не обнял меня, гаркнув на ухо:
— Здорова, Нинель! — с легкой подачи Инги на районе меня иначе уже и не называли.
— Привет, мой хороший, — отозвалась ласково, поворачиваясь, а Генка шумно поцеловал меня в голову.
— Чего кислая такая?
— В участок ездила, — ответила со вздохом, а он поморщился:
— Не понимаю, на что ты рассчитываешь. Ясное дело, никого не найдут. Не наш, я говорил тебе, да что говорить — сама знаешь.
— Знаю, Ген, но это же следователи, улики собирали, отпечатки там всякие… — начала с запалом, а он демонстративно закатил глаза, а потом посмотрел с состраданием и сказал:
— Забудь и живи дальше, — я слегка поморщилась, а он продолжил: — Это жизнь, девочка.
— У меня никого не осталось, понимаешь? — сказала дрогнувшим голосом, а он нахмурился:
— Понимаю. Заведи себе мужика. Ну или кота. Оставь это, Нинель, пустое. Никого не найдут.
— Я найду, — сказала неожиданно даже для самой себя, а Гена слабо прыснул:
— Будешь приставать к людям с расспросами? Да тебя дальше нашего двора за три метра обходят.
— То есть, я уродлива? — скривилась в ответ, а он поморщился:
— Я этого не говорил. Но… ты фрик, короче. Не обижайся. Если бы мы пешком под стол вместе не ходили, я бы даже здороваться не стал.
— Ну, спасибо, дорогой, — фыркнула, а он улыбнулся:
— Выше нос. Инга терпеть не могла, когда ты куксишься.
— Это правда, — расцвела в ответ, вспоминая улыбчивую подругу.
Мы вышли на остановку, Гена потряс ворот потной футболки и шумно выдохнул:
— Пекло. Как ты не сварилась в этом прикиде?
— Привычка, — пожала плечами, а потом махнула рукой на прощанье: — Зайду в магазин.
Пошла к продуктовому, но резко сменила направление и завернула в парикмахерскую.
— О, Нинель, — поздоровалась Светка, — корни уже?
— Не совсем… — ответила задумчиво и плюхнулась в единственное кресло. — Сколько у тебя времени?
— Вообще ни одной записи, — скривилась мастер. — Все по дачам, да по речкам.
— А чего не закрылась? — удивилась, распуская волосы, а она начала деловито прилаживать накидку.
— Да мало ли… вот, ты заглянула, деньги не лишние, сама знаешь. Чего придумала?
— Сможешь мне мой цвет вернуть? — спросила со вздохом, а она присвистнула: