— Чарли Нэш. Я часто заходил в вашу пиццерию.
Опять он ведет себя как последний идиот! К чему ей помнить всех посетителей?
Она кивнула и пожала ему руку:
— Эйприл. Эйприл Джорган. И мне пора домой.
— Я провожу вас.
— Я живу не в слишком роскошном квартале, — бросила она.
Он шагал рядом, сунув руки в карманы и предоставив ей показывать дорогу. И чувствовал себя абсурдно счастливым, хотя ужасно замерз.
Колли, сидевшая на цепи у крыльца, громко залаяла, стараясь освободиться.
— Здесь.
Она остановилась у маленького серого многоквартирного дома, окруженного ржавой оградой. На некоторых окнах были зеленые бумажные жалюзи.
— Благодарю за спасение, — улыбнулась она, и его снова как током ударило.
— Поужинайте со мной на следующей неделе, — попросил он.
Она пристально уставилась на него.
— Все, что угодно, кроме пиццы.
Через неделю он повел ее в «Ривер Найл», маленький эфиопский ресторанчик, где посетители сидели на полу вокруг низких круглых столов и ели руками. Он подумал, что это их сблизит, но, как только подали еду, неожиданно застыдился. И не мог отвести взгляда от ее пальцев, вминавших различные пюре и каши в ноздреватый хлеб. Во рту пересохло.
Оба почти не ели. Она рассказала, как переехала сюда в двадцать лет, да так и осталась.
— Мне нравится работать официанткой. Кто бы что ни говорил, а это неплохие деньги. Особенно летом, когда туристы дают чаевые не считая. Можно накопить достаточно, чтобы собраться и перекочевать на новое место. Даже если посетитель настоящая вонючка, все равно — ты больше его не увидишь. И тут же о нем забываешь. И работы полно.
Она широко улыбнулась.
По ее словам, приятелей было много, а близких друзей — нет. И родных тоже. Родители жили во Флориде и недавно умерли, почти одновременно.
— Они так любили друг друга. Всегда держались за руки, а я тащилась следом.
Она ушла из дома в семнадцать, за неделю до окончания школы, сложив все пожитки в рюкзак вместе с жалкими сбережениями, и не собиралась возвращаться. Но самой большой жестокостью было то, что родители ни разу не попросили ее приехать.
— По-моему, они даже не заметили моего отсутствия, — добавила она.
Чарли вспомнил своих родителей, чьи отношения были крайне натянутыми. В детстве он всегда боялся, что они разведутся. А когда спросил, так ли это, мать ударила его по лицу.
— Не смей никогда говорить ничего подобного, — остерегла она. — Будешь нести всякий вздор, и мы действительно разведемся и оставим тебя. Станешь жить один-одинешенек — и тогда пеняй на себя.
Мальчик потер ноющую щеку и расплакался.
Лицо матери смягчилось.
— Покажи, как ты любишь меня, — неожиданно попросила она.
Сын уставился на нее.
— Ну же, покажи, — требовала мать и не успокоилась, пока он не раскинул руки.
— Вот так, — выдавил он. Она довольно кивнула, а он еще немного поплакал.
Эйприл подперла руками голову.
— Их больше нет, — сказала она. — Мать умерла от сердечного приступа. Ей было всего пятьдесят. Сидела в парикмахерском кресле и просто откинулась на спинку и закрыла глаза. Отец тоже там присутствовал, потому что, не дай Бог, мать пойдет куда-то в одиночку. Когда я приехала на похороны, он едва двигался. И даже не сразу меня узнал. Я твердила, как сильно его люблю, но он повторял одно: «У меня никого нет». Неужели я действительно была для него никем?
Она сильно потерла щеку ладонью.
— Через два дня я встала пораньше, чтобы приготовить вафли с черничным вареньем на завтрак. По дому распространялся чудесный запах. Я пошла будить отца и нашла его в постели. Он обнимал ночную сорочку матери. Я не хотела бы испытывать подобные чувства.
В этот момент Чарли испугался, что навсегда потерял ее, и сердце сжалось от внезапной, всепоглощающей печали.
— Пойдем домой, — предложила она, потянувшись к легкому свитеру, который захватила с собой.
— Разумеется. Я провожу тебя.
— К тебе домой.
Едва открыв дверь, он огорчился, что не нанял домработницу. Жаль, что он не успел аккуратно сложить газеты, убрать в раковину грязную посуду, поставить цветы в одну из бесчисленных ваз. Его смущала гора книг в углу. Их давно пора расставить на полках. И поношенный халат, который он швырнул сегодня утром на диван. Но она, казалось, ничего не заметила. И вела себя очень тихо. Пересмотрела книги, взяла одну по разведению орхидей.
— Дашь почитать? — спросила она, и он ужасно обрадовался, потому что когда кто-то что-то занимает, значит, вернется, чтобы отдать долг.