В ту ночь Чарли спал на оранжевом пластиковом стуле у кровати Сэма. Эйприл так и не встала с постели. Каждые несколько часов приходила сестра, но не успевала открыть рот, как Эйприл шипела:
— Я ему не наврежу.
Они разбудили Сэма, чтобы сделать укол антибиотика. Чарли держал руку мальчика, а Эйприл рычала на сестер, по ее мнению, недостаточно осторожных.
Еще через два дня Сэма выписали. Эйприл возвращалась домой на заднем сиденье, держа Сэма на коленях.
— Я сделаю все, чтобы мы никогда сюда не вернулись, — пообещала она.
Но Сэму с каждым годом становилось хуже. Они почти не вылезали из больницы. Когда Сэму исполнилось восемь, случился приступ такой силы, что мальчика пришлось держать в кислородной палатке.
— Все надежды, которые я питала в отношении Сэма, похоже, не сбудутся, — сказала Эйприл.
— Надеюсь, ты это не всерьез, — испугался Чарли, но Эйприл покачала головой.
— Когда он был маленьким, я все дни проводила с ним и повторяла себе: подожди только, скоро мы сможем ходить на пляж. Кататься на лошадях. И он будет иметь то детство, которого не имела я. Теперь самое большее, что я могу сделать для него, — пристроить в соккерную команду.
Она взяла руку Чарли и переплела их пальцы.
— Но ты не одна, — напомнил он.
— Я все время волнуюсь. Боюсь, что с тобой что-то случится. Или случится с Сэмом. Ничто не вечно, верно?
Чарли поцеловал ей руку.
— Мы вечны, — заверил он.
— Разве? Ты точно знаешь? Дай слово, что это так!
— Я хочу моего медведя, — потребовал Сэм из палатки. — Хочу Рики.
Эйприл нервно крутила на пальце обручальное кольцо.
— О, черт, — пробормотала она. Чарли коснулся ее руки, и она привалилась к нему, свернувшись клубочком.
Вечером Чарли выпил кофе внизу и поднялся посмотреть на Сэма. В палате слышалось хриплое неровное дыхание мальчика. Комната освещалась неприятным голубым светом больничных приборов. Эйприл не было.
— Ищете жену? — спросила подошедшая сестра. — Я видела, как она несколько минут назад садилась в машину.
Чарли подумал, что ослышался. Как она могла бросить сына, когда он так болен?
Прошел час. Он дважды промерил шагами коридор, а когда вернулся в палату, там была Эйприл. Лицо ее раскраснелось, пальто было распахнуто, в волосах белели снежинки. Она смеялась.
— Где ты была? — спросил он и тут заметил, что Сэм прижимает к груди плюшевого мишку Рики.
— Что это? — встревожился он.
Эйприл повернулась к нему.
— Всего на несколько минут, — тихо сказала она. — Посмотри, как счастлив Сэм. Я ездила за мишкой домой.
— Он в больнице, Эйприл! В кислородной палатке!
Ее лицо изменилась. Он увидел это. Увидел, как она отдаляется от него.
Эйприл отвернулась и осторожно взяла медведя у Сэма. В этот момент в палату вошла сестра.
— Никаких мягких игрушек, — запретила она.
— Он как раз уходит, — заверила Эйприл и сунула медведя в карман.
— Рики! Я хочу Рики! — заплакал Сэм.
Сестра неодобрительно взглянула на Эйприл.
— Ну, нам ведь не нужен новый приступ астмы, верно, Сэм? — сказала сестра.
Эйприл выпрямилась, вышла из палаты. Но Чарли пошел за ней, коснулся ее руки, остановил, повернул к себе и заставил посмотреть ему в лицо.
— Он был счастлив! Хотя бы пять минут! Неужели это так ужасно? Такое жуткое преступление побыть нормальным мальчиком, пусть совсем недолго! Этот медведь у него уже много лет. Доктор сам разрешил! Только велел почаще его стирать! Из-за этого медведя он не задыхается.
Чарли открыл рот и тут же закрыл.
— Где ты была? Для того чтобы поехать домой и вернуться, не нужно столько времени!
— Я поехала прогуляться.
— Прогуляться? Сейчас?
Она сняла пальто.
— Мне нужно было подышать свежим воздухом.
— Ты не могла меня предупредить? Эйприл, ты понимаешь, что здесь происходит?
Она отдала ему влажное пальто.
— Но я вернулась, и не смей меня критиковать. Не смей говорить, что я плохая мать!
Она возвратилась в палату и снова заглянула в палатку. Чарли последовал за ней, и они вместе уселись подле Сэма, который к тому времени заснул. За дверью разговаривали сестры.
— Что за чирей на заднице, — ворчала одна. — Почему все кошмарные мамочки приходятся именно на мою смену?
— Помнишь ту женщину с маленькой девочкой? Родственница Мюнхгаузена? Такая милая, добрая, все ее обожали! Делала для дочери все на свете! Если бы мы не позвонили в социальную службу, ребенок бы умер!