— Ма… — остерег Чарли.
Сэм вырвался из ее рук и растянул губы в тусклой улыбке.
После отъезда родителей Чарли понял, что скучает по ним. Дом казался странно притихшим. Теперь ему следует вернуться на работу, а Сэму — в школу. Как-то нужно пройти через все это.
Он поднял газету, перелистал и испытал настоящее потрясение при виде фотографии Эйприл. Почему она снова появилась в новостях? Зачем ему новое напоминание о ее смерти?
Эйприл стояла на солнце в красивом цветастом платье.
«Беглая мама, — гласил заголовок. — В трех часах езды от дома».
Неужели Эйприл действительно убегала?
Чарли снова уставился в газету. Рядом с ее фотографией была еще одна. Эту женщину он видел в городе. Копна вьющихся черных волос.
«Неужели „дорожная“ ярость фотографа стала причиной аварии?»
6
Сэм был счастлив, когда приехали дед с бабкой, но в то же время обрадовался, когда они отбыли домой. Он не поверил словам бабушки, будто его мама стала ангелом. Это не может быть правдой. Но бабка твердила это снова и снова. Он не любил, когда его расспрашивали о том дне, и старался выбросить из головы все мысли о нем. Если его одолевали вопросами, голос мгновенно становился едва слышным.
— Что случилось? — вопрошали они. — Ты помнишь?
Сэм отвечал, что был сильный туман и он ничего не видел. И старался не проговориться, что он один во всем виноват. Рано или поздно кто-то узнает, и тогда ему не поздоровится.
— Он ничего не помнит, — заверял па. Но, честно говоря, Сэм помнил. Так отчетливо и ясно, словно это случилось вчера.
В тот день, день аварии, он вошел на кухню, уже одетый в любимый свитер в красно-синюю полоску. Обычно мама успевала встать: пела под радио и готовила им завтрак.
— Вставайте, сони! — кричала она.
Но сегодня мама сидела в темноте за кухонным столом в цветастой голубой сорочке и почему-то молчала.
— Что ты делаешь в темноте? — спросил па. Включил свет, и они увидели синие круги под глазами ма, опущенные уголки губ. Отец хотел растереть матери плечи, но она отстранилась. Его рука повисла в воздухе.
Ма медленно поднялась и вымученно улыбнулась Сэму.
— Я просто устала, — пояснила она, наклоняясь, чтобы его поцеловать. Она приготовила им завтрак, но, казалось, пребывала в другом мире и, как во сне, передвигалась от плиты к столу. Открыла холодильник и заглянула внутрь, а потом закрыла дверцу, ничего не вынув. Сожгла края французского тоста, разлила на стол апельсиновый сок и долго смотрела на лужу, кусая губы.
— Тебе хочется плакать? — догадался Сэм, но она взъерошила его волосы.
— Глупенький.
В то утро все было не как обычно, и, пока они ели, ма не откусила ни кусочка. Прислонилась к стойке и наблюдала за ними.
Отец взглянул на часы.
— Неужели так поздно? — всполошился он, вскакивая.
Мать ходила за отцом, когда тот положил тарелку в раковину, когда ставил сок в холодильник. Последовала за ним, когда тот пошел одеваться. Сэм слышал, как они спорили, до него доносились их мрачные, рассерженные голоса, хотя слов он разобрать не мог.
Аппетит у Сэма пропал. Он отодвинул тарелку. Отец вернулся на кухню уже одетый, потирая локоть. Мать не отставала ни на шаг.
— Иди за учебниками, парень, — сказал он Сэму. Тот удрал в свою спальню, взял со стола учебник. Он напевал, чтобы не слышать злых голосов. Неожиданно в комнате появился отец, поцеловал его на прощание и ушел так быстро, что Сэм не успел спросить, все ли в порядке.
К тому времени как он вернулся на кухню, мама снова сидела за столом, сжав руками голову.
Чайник отчаянно засвистел, и мать вздрогнула, словно свистели именно ей.
— Почему ты так долго ешь? — спросила она, показав на его тарелку. — Ешь. Доктор сказал, что тебе нужны белки.
Он не хотел объяснять, что не может есть, что у тоста вкус резиновых шин, а сок слишком кислый. Мать постучала пальцами по стойке, пригладила волосы.
— Здесь так холодно, — пробормотала она, но не выключила кондиционер, всегда включенный на полную мощность, чтобы Сэму было легче дышать.
Мать дрожала. Она пошла за свитером и накинула его поверх ночной сорочки.
— Пожалуйста, пожалуйста, доедай, — попросила она, и он расслышал в ее голосе какие-то новые нотки, испугавшие его.
Поэтому молча взял завтрак и книги и направился к двери.
— Ты разрешила мне самому ходить в школу, помнишь? — спросил он, но она накинула длинное пальто и сунула ноги в первую попавшуюся пару мокасин у двери.