— Не будь дурой, я все знаю. Может, ты ему уже и дала, а? — он гадко улыбается, создавая в воздухе противную атмосферу, которая щиплет глаза и царапает кожу. Яне безумно неудобно находится с ним сейчас. Не нужно ее путать с обычной шлюхой. — Защищаешь всех, презираешь «падших» женщин, а сама грязная и противная. Как мне тебя звать? Может, «сука»? — что он, черт возьми, несет? Какая «шлюха»? Глаза Яны широко открываются и холоднеют. — Так давай ты дашь мне прямо здесь?! — он кричит это в голос, не боясь что и кто-то услышит. Табаков за секунду кладет застившую девушку на очень твердую парту, которая неприятно жмет тело. Грубыми движениями начинает снимать с нее кардиган, и именно это заставляет Рыбакову «проснутся».
— Что ты делаешь? — рычит, словно раненый зверь, девушка, отбиваясь, но Максим уничтожил все ее попытки. Он прижал два ее запястья одной рукой над головой Рыбаковой своей одной и опустился ближе к ней. — Прекрати! — она уже пищит, ее тело сводит судорогой, глаза наливаются слезами. Табаков резко целует ее в губы, покусывая их. Он проводит по ним языком, пытаясь их открыть, но все его попытки четны. Тогда парень кусает ее больно за губу, и она раскрывает их. Не ожидая ни минуты, он проскальзывает в ее рот языком и начинает ласкать ее язык и зубы. Юноша целует ее страстно и жестоко, как животное, при этом еще и рычит, вжимая тело Яны в парту. Он видит, как с ее глаз текут прозрачные хрустальные слезы и, прекращая поцелуй, слизывает их с ее лица, Рыбакова все лишь зажмуривается.
— Сейчас все увидят, что ты — моя, — и с рта Яны вырывается всхлип, когда она понимает, что он хочет сделать. Парень опускается к ее шее и лижет немного выше ключиц, оставляя мокрые следы. Тогда он покусывает ее кожу и зализывает те места. Сладкая, но не его.
«Сейчас исправим!» — пролетает бодро в мыслях парня, и он оставляет несколько багровых засосов на самом видном месте шеи. Большие, бордовые, горящие пламенем. Яна судорожно выдыхает, ведь это причиняет ей не мало боли, но и чего таить, наслаждения.
— Табаков, — больше она не плачет. Буквально за секунду эта девушка стала сильней и жестче. Даже его фамилия с ее рта звучала как-то угощающее. Он почувствовал, как атмосфера накалялась, и в любую минуту девушка под ним взорвется. Парень словно очнулся и уменьшил хватку. Пользуясь моментом, Рыбакова ударила его коленом в очень чувствительное место между ног, и когда парень согнулся от боли, девушка моментально вскочила на ноги и, прихватив сумку, выбежала с кабинета.
*
Яна, словно пуля, неслась по коридору большого здания. Ее каблуки стучали по чистом паркете, а сама девушка чуть ли не сбивала с ног неудачно проходящих учеников, которые с недоумением смотрели ей в след. Темноволосая целеустремленно шла к туалету, чтобы привести себя в порядок. Как она могла допустить такое? Чертов Табаков!
Туалетная комната была выполнена в светлых тонах и встретила девушку привычной холодностью. В этом помещении, действительно, было очень холодно, ведь уборщицы чаще всего открывают окна. Рыбакова никогда не любила это место, ведь здесь было как-то стерильно чисто и в то же время мерзко. Эта холодность прилипала изнутри и держала легкие. Там было даже трудно дышать.
В памяти пролетают недавние воспоминания:
Липкий и ужасный запах, который окутывал присутствующих в этой комнате. Следы крови контрастировали на идеально белой и блестящей плитке. Грязно. Паршиво. До жути мерзко. На полу лужи этой алой жидкости. И красные отпечатки ладоней.
Девушка с одиннадцатого класса с синими волосами тяжело вспыхивает. Только она чувствует эту атмосферу и тяжесть, ведь именно это ее младшая сестренка лежит на этом холодном полу. Бледная и холодная с синими губами и открытыми серыми глазами. Они словно хрусталь. Ее форма изорвана и в крови, небольшой клочок волос находится недалеко от нее, а все волосы грязные и спутаны.
— Олечка, девочка моя… — воет, словно израненный волк, синеволосая и царапает кожу на лице собственными ногтями. Но на лице нет крови, там только красные следы. Ее голос раздается эхом в этой небольшой комнате, и Яна слышит его где-то на краю подсознания.
Все, кто здесь стоят, ничего не понимают, им не так больно. Они ничего не потеряли. А у нее отняли кусочек ее души, ее жизни.
Ведь никто не знал, что у этих девочек нет родителей, у них есть тетя, которой, откровенно говоря, абсолютно плевать на них. Они не знают, как старшая сестра — Надежда — заботится о Оле. Они не знают, какую силу воли нужно иметь, чтобы не сломаться в таких условиях.
Они ничего ни знают.
Но так громко судят.
Бессовестные.
— Черт, как я не уследила за тобой?! — Надежда не кричит, она шепчет, ведь голос она сорвала как только увидела эту картину. Теперь ее сестры больше нет. И никогда не будет.
— Боже, за что? — она медленно опускается на колени и закрывает лицо ладонями, пытаясь подавить истерику.
Это не убийство.
Это суицид.
Оля — безумно милая девочка приятной внешности, с которой Яне казалось, она нашла общий язык, когда во время девятого класса приходила сюда на подготовительные курсы к поступлению. Оля уже училась здесь и была прилежной ученицей с крутой сестрой. Да-да, именно крутой, ведь это на то время была единственная девушка, которая не переспала с мелким ловеласом — Максимом. Не переспала не потому, что не хотела, не потому, что боялась или знала его характер. А потому, что знала о секрете своей младшей сестры. Ведь однажды чисто случайно, найдя личный дневник Оли и не понимая, что это такое, прочла строчку: «Я влюбилась в него. Сильно-сильно. И его зовут Максим.»
Надя не позволяла себе рушить надежды и мир своей сестренки, ведь смерть родителей и так стала большим грузом для наивной Оли, которая с трудом, но держалась. Синеволосая прекрасно помнила, как та закрылась в себе на два года после новости, что самолет, на котором летели их родители в Канаду, упал в Тихий океан.
Похороны были тяжелыми для всех, ведь родители девочек были действительно хорошими людьми и много кто согласился помочь им.
Но две маленькие девочки с именами Оля и Надя не были нужны никому, только мамина сестра, узнав, что ей за это будут платить, согласилась принять их у себя. Это было сделано не по доброте душевной, естественно.
С того времени синеволосая поставила крест на парне с темными волосами и голубыми глазами. На него у нее стоял железный запрет, который она так и не порушила.
Так почему Олечка сейчас не дышит?
Просто Олечке отказали. Отказали в прогулке под луной. Отказали в поцелуе. Отказали в совместном поедании мороженого. Отказали в чувствах, а значит отказали во всем. Да еще и публично высмеяли.
«Маленькие девочки должны спать в обед…» — эта фраза, словно пуля, вылетела с рта Максима и пронзила и тело, и мысли, и жизнь Оли.
Она послушала его.
Она заснула.
Только жаль, что навсегда.
Когда лица все присутствующих озарила злая улыбка и послышался довольный хохот маленьких собачек Табакова, когда он страстно поцеловал ее лучшую подругу, которая с немалым желанием ответила ему, а тогда презрительно засмеялась, Оля поняла, что сломалась. И стала не только безумно красивой и милой, а и безумной.
Она зашла в туалет и начала рвать на себе волосы, царапать ногтями кожу и лицо. А увидев страшное отображение в зеркале, разбила его и осколки впились в ее кожу. Взяв осколок, она начала «исправлять» свою внешность.
Словно Потрошитель, она резала свою плоть, пока не упала, окровавленная посередине этой белой комнаты. Она смотрела, как красная жидкость течет из нее и медленно умирала. Растворялась. А на лице застыла безумная гримаса и только глаза остались прежними, ведь в этот момент, она вспомнила о сестре.
Яна закрыла лицо ладонями. Почему именно сейчас она вспомнила о том роковом дне? Ведь это то, что девушка хотела бы забыть навсегда. Она прекрасно помнила, как стояла на этом же месте с щемящим чувством в груди, наблюдая, как делится неделимое. И она ничего не могла сделать.
Она видела, как умирает вслед за сестрой Надя, но не винила Максима.