Куда же делся клоун?
Уехал вместе с цирком.
— Беги, девочка, пока она не придавила тебя к стенке и не открыла все твои тайны, которые ты неумело так прячешь, — Мария появилась совершенно неожиданно. Легкая улыбка скрасила ее пухлые малиновые губы, и теплый взгляд осмотрел толпу. Она увеличила мощь Яны в глазах учеников еще в несколько раз, ведь Глазкова всегда скептически относилась к таким девушкам, считая их пустышками. Так почему эту девушку с зелеными глазами она ставила выше себя, позволяя ей медленно, но уверенно занимать престол?
Просто Мария понимала, что сигареты ей больше не помогают…
*
Ветер жизни иногда свиреп,
В целом жизнь, однако, хороша.
И не страшно, когда черный хлеб,
Страшно, когда черная душа.
© Омар Хайям
Свобода. Именно это чувство всегда преследовало Яну на крыше. Ей хотелось медленно развести руки в стороны и взлететь, как главные героини в разных фантастических фильмах. Но, к сожалению, в реальной жизни она бы не взлетела, а — разбилась. Маша же чувствовала здесь умиротворение из-за полного отсутствия людей. Такая тишина ей давала возможность покурить и подумать о жизни.
— Ты хороша, — улыбнулась Глазкова, выходя на крышу и опираясь на небольшое ограждение. Легкие порывы ветра сразу подняли ее волосы и начали медленно то поднимать, то опускать их. Яна зашла за ней и стала около входа, чувствуя это приятное покалывание в кончиках пальцев. — Такому таланту не стоит пропадать. Ты уже думала, на кого будешь поступать? — легкая улыбка проскользнула на красивых губах, правда, в медовых глазах стояла стена из боли и безысходности.
— Ты же позвала меня не обсуждать мое будущее… — это не был вопрос, это — утверждение. Рыбакова прекрасно понимала, что Марию совершенно не интересует ее будущее, ей просто нужно было как-то начать разговор и проверить — надежный ли Яна человек. — Тишина и этот взгляд мне скажут даже больше, чем ты хочешь, поэтому говори сама то, что нужно, — твердый, ровный голос заставил Марию судорожно вдохнуть воздух и резко обернуться. Она больше не держала такую ровную осанку, а уголки губ плавно опустились и эти красивые губы задрожали.
Больно.
Безумно больно.
Глазкова поправила высокий хвост и рывком села на пол, опираясь спиной на одну из стен школы. Она больше не могла стоять. Ей тяжело, словно на ее спине огромный груз, который не дает ей возможности даже стоять, даже дышать, даже плакать. Яна внимательно проследила за резкими движениями… подруги и медленно подошла к ней, а потом села. Было немного холодно, и кожа уже давно покрылась мелкими мурашками, но то, что она ощущала от Марии, не давало ей просто уйти.
— Я беременна, Ян, — эти слова заставляют темноволосую резко выпрямиться и удивленно посмотреть на собеседницу. Это, наверное, первое в списке, чего не ожидала девушка. Если бы не эта атмосфера, то Рыбакова подумала бы, что это развод или шутка, но эти кристальные глаза и легкая, но фальшивая улыбка говорила совершенно обратное. — В классе восьмом я была влюблена в мальчика. Его звали Кирилл. Глава элиты, своеобразный «бедбой», хулиган и задира — лучший вариант для маленькой, глупой и влюбчивой школьницы. Я была уверена, что он не обратит на меня внимания и тогда мне хватало только его существования. Но однажды, как в сказке, на осеннем балу, Кирилл среди всех этих бесконечно привлекательных и милых девушек обратил внимание именно на меня. Он пригласил меня танцевать медленный танец под песню Басты. Я не помню, о чем она, как и тот танец. Я помню только легкие касания и нежную улыбку. Этот парень знал, как очаровывать, и я попала под его чары. А через неделю он ночью ворвался в мою комнату, сквозь окно, на втором этаже особняка, чтобы взять с собой на гонки. Это был первый раз, когда умничка-Маша сбежала с дома, это был первый раз, когда я ехала на байке, это был первый раз, когда я дышала полной грудью, отдаваясь чувствам с головой, — Глазкова улыбнулась и медленно опустила взгляд в пол. Воспоминания захватывали ее, окуная в мир из иллюзий и снов. Это рассказывала Мария, а Яна вспоминала свою поездку с Максимом на байке. Две сказки, но с разными же концами, правда? — Потом он каждый день дожидался меня со школы и провожал домой. Это были прекрасные дни. Я влюблялась все сильней и сильней… Здесь было так тепло и приятно, — Маша схватилась рукой за блузку в области сердца и нежно улыбнулась. Тогда она подняла голову на небо и Яна повторила ее движения. Там далеко летели птицы. Свободные. Независимые. Поэтому и прекрасные. — Я помню первый поцелуй, первые объятия и даже мелкую ссору. А также я помню тот момент, когда отдалась и страсти, и чувствам… и ему. Первый раз. Не думаю, что тебе интересно, больно ли это, и была ли кровь, да и мне тогда это было не так важно. Мне был важен только он, — Мария зашарила руками по карманах. А тогда она вытянула пачку сигарет. Получив отказ от Яны, она подожгла свою и вдохнула в себя порцию никотинового дыма. Легкие моментально расслабились, и больше их не сжимало.
— А как все было дальше? — до этого молчавшая Рыбакова подала голос, переведя взгляд на Машу. Сейчас она выглядела расслабленной, но темноволосая понимала, что чувствует эта девушка. Эта молчаливая истерика ей так знакома. Буквально еще вчера она задыхалась от такого же чувства. Яне было крайне важно услышать продолжение истории, но Глазковой нужно было время.
Cold bones, yeah that’s my love
She hides away, like a ghost
Does she know that we bleed the same?
Don’t wanna cry but I break that way
Cold sheets, but where’s my love? **
© SYML — Where’s My Love
— Как все было дальше? По старинке, — она испустила истерический смешок и затянулась. — Спор. Вся его любовь, чистые чувства, романтика — это все спор, понимаешь, блять? Сначала я думала, что меня развели его дружки, но он подтвердил. Я расплакалась, как и любая другая девочка бы сделала, а затем решила стать сильной и независимой. Похудела, привела себя в форму, начала делать карьеру модели, да и помаленьку забывать его, — Маша посмотрела на красивый золотой браслет на своей руке. Несколько дорогих камушков, блестящие золото и милая бусина в виде сердечка. Наверное, его подарок. А если хорошо вспомнить, то Рыбакова всегда его видела на запястье девушки. Даже на некоторых глянцевых фотографиях в журналах. Всегда. — Он выпустился, а я переключилась на Сережу. Неделю назад он объявился. Зашел в мою комнату снова через окно, когда я читала книгу и пила чай. Это было неожиданно, да и у него было такое лицо, словно он ошибся, но потом я увидела такой родной ехидный взгляд и лукавую улыбку. «В гости можно?» — то же самое он говорил несколько лет назад. Потом последовал долгий разговор, но только не о прошлом. Он не хотел вспоминать, а мне было бы очень больно. Кирилл помог мне спуститься со второго этажа, и мы пошли гулять. Почему я согласилась? Не знаю. Наверное, хотела создать иллюзию для себя, что мы еще вместе, чтобы было легче, хотя бы на минутку. А когда вернулись, в порыве страсти, занялись сексом. Естественно, о защите мы думали в последнюю очередь, снова отдаваясь чувствам с головой, — Глазкова улыбалась, — а теперь я ношу под сердцем плод его лжи и моей любви, — одна слеза скатилась по щеке, оставляя влажную дорожку.
— Выброси эту дрянь, — Яна выхватила с рук Марии сигарету и, затушив об пол, отбросила. — Всегда мечтала это сделать, — на эти слова Глазкова легко засмеялась, хотя по щекам продолжали идти слезы. — Скажи об этом горе-отцу и тогда решите, что делать, — именно этого от нее ожидала Маша. Совета сказанного неоспоримым голосом, чтобы она обязательно послушалась. — Аборт — это, конечно, убийство, но в шестнадцать лет иметь ребенка — хуже. Тогда ты убиваешь не только это дитя, а и себя, — Рыбакова никогда не осуждала других. Не потому, что сама творила и похуже, а потому что неумела. Чувства — это сила, под их властью можно и молнию подчинить.
Над ними пролетело несколько птиц.
Над ними кружило несколько осенних листьев.
Над ними светило еще пока теплое солнце.
А в их жизни кружилась в танце сказка.