Сказка, которая вскоре превратилась в кошмар.
*
А назавтра опять мне играть свою роль
И смеяться опять невпопад
Помнишь, ты говорил, что любовь — это боль?
Ты ошибся. Любовь — это Ад.
*
Напиться водки сухой,
Влюбится в тебя вновь,
Но очень крепкие у нас напитки
И очень слабая у нас любовь…***
© Андрей Малярик
С урока химии Яну отпустила учительница музыки, которая безумно просила ее занести все папки с нотами со второго этажа в подвал. Кстати, в подвале Яна никогда не была, ей не нравился этот затхлый запах и полумрак. Она помнила только то, что все кабинеты в подвале нерабочие и туда редко кто ходит. Ее сердце всегда резала тревога, сдавливая легкие, когда она, на несколько минут даже, спускалась в это огромное помещение, но отказать этой милой учительнице невозможно.
Надежда Сергеевна — двадцатидвухлетняя женщина очень милой внешности. Низкая, миниатюрная по комплектации, иногда, казалось, что она одна из учениц и ее очень легко можно сломать. Одевалась она довольно прилично: в строгие костюмы и небольшие каблуки, которые, в принципе, ничего особо не меняли. Ее светлые волосы цвета солнечных лучей от природы красиво завивались, поэтому она только иногда совсем чуть-чуть закалывала назад, оставляя милую челку. Эта женщина, несмотря на очень женственную внешность, могла поставить своим невинным голоском и легкой шуткой на место даже самого большого сорвиголову. А также Надежда в юности занимала далеко не последние места в различных вокальных конкурсах.
Неся довольно тяжелые папки, Яна думала о многом. Ее интересовал бал, до которого осталась всего неделя, ее интересовали отношения Светы и учителя информатики. Единственное, о чем эта девушка не хотела думать — это Максим.
Но ей стоило тогда задуматься об этом в первую очередь…
А также Рыбакова заметила что, весь день Чижов был сам не свой. Он будто потерялся в своем маленьком мирке и отчаянно не хотел возвращаться в реальность. Тарас, как маленький мальчик, закрылся в комнате и крепко держал дверь, когда кто-то хотел войти, или просто выпустить его. На шутки друзей он с опозданием потерянно улыбался, а отвечал как-то безжизненно и очень расплывчато. Отсутствовала эта присущая ему расчетливость и четкость. Яна пыталась позвать его уже несколько раз, но каждый не закончился успехом. Парень был слишком далеко отсюда мыслями, поэтому не слышал.
Чую ногами дно,
Крепко стою теперь,
Я потерял давно
Даже список потерь.
Как только Яна спустилась по лестнице и вошла в подвал, ее нос сразу начал резать запах пыли и сырости. Здесь он был слишком резким и сильным. Девушка нажала на включатель света, и длинный коридор моментально зажегся десятками ламп. Множество разных коробок, старые парты, стулья. Яна подошла к старому шкафу и всунула на нижнюю полку папку.
Рояль…
Прекрасная мелодия рояля слышалась из старого кабинета музыки. Он находился в конце длинного коридора. Эта нежная, местами грустная музыка и очень…одинокая? прямо заставляла тяжело и рвано дышать, а на глаза наворачивались слезы. Сильная и глубокая мелодия. Убрав все страхи, Яна приставила кулак к груди, ведь чувствовала там это странное ощущение всепоглощающей тревоги и пошла вперед, на звук музыки.
Старая дверь, на удивление, открылась без скрипа, который так привычный для таких массивных дверей, тем самым не спугнув музыканта. В комнате стоял мрак, только небольшой светильник рядом с роялем освещал это помещение, давая возможность Рыбаковой увидеть столь талантливого человека. Черные немного завитые волосы, худые острые плечи, но мужская фигура. Его тонкие пальцы легко касались клавиш, почти невесомо. На его губах застыла грустная улыбка, а брови нахмурены.
Тарас был слишком сосредоточен. Слишком не здесь. Слишком одинок.
Он даже не заметил, когда Яна подошла ближе и осторожно присела на стул, который стоял недалеко от него. Рыбакова слышала этот тихий стон просьбы, так надежно спрятанный в этой мелодии. Она даже не подозревала, что Чижов так красиво играет на рояле, что он вообще умеет играть. Эта мелодия вдохновляла.
Наверное, каждый слышал такую фразу: «мелодия души»? Именно она сейчас струилась с рояля, который с легкостью поддавался игре и контролю пианиста. Эти ноты словно скакали по душе девушки, наполняя пустоту одиночеством и вдохновением. Танцы, пение, музыка других инструментов — это все лишнее. Здесь не нужно было даже слов. Достаточно этой эмоционально сильной мелодии и закрыть глаза.
Одиночество вдохновляет.
Последние ноты оказались высокими. Тарас играл только на правой части рояля, все также не замечая присутствия постороннего. Эта музыка, словно волна, накрыла его. И это приятнее, чем окунутся в депрессию.
Со стороны послышались хлопки. Такие же одинокие, как и эта мелодия. Тарас не спешил оборачиваться, возможно, он до сих пор не пришел в себя, а, возможно, он боялся увидеть кого-то слишком чужого, который не поймет его. Но осторожно, с некой опаской, Чижов все же повернулся в сторону девушки. Расслабленная, отчего немного сгорбленная, с легкой улыбкой и нежностью в глазах. Легкий выдох. Теперь Тарас расслабился, ведь она свой человек.
— Ты знаешь, что такое быть использованной? — странный вопрос так легко вылетел со рта парня, будто это та мысль, которая все время кружилась в голове Чижова. Яна ожидала всего, но только не этого, поэтому она даже растерялась на минуту. Но парень не нуждался в ответе, ему было плевать, что она скажет, ведь это ничего не изменит. Но Рыбакова все же покачала отрицательно головой и увидела, как Тарас откинулся на спинку кресла. — Я тоже нет, — эти слова удивили ее даже больше, чем вопрос. — А Алина знает… — Яна даже понятия не имела, кто такая Алина, но она отчаянно понимала, что ей пришлось совсем не легко. — Моя мама дружила с детства с одной девочкой, они учились в одной школе, потом в одном университете, тогда работали на одной работе. У обоих на левом бедре находится татуировка в виде знака бесконечности. «Навечно» — вот, что твердила моя мама и ее подруга, когда их спрашивали, сколько они уже дружат. Суть в том, что никогда не было точного ответа сколько, всегда был ответ, что они будут дружить вечно. Позже моя мама познакомилась с моим будущим папой, а ее подруга — с другом моего папы. Состоялась двойная свадьба. Потом родился я, а через полгода Алина, — Тарас тяжело выдохнул и легко улыбнулся. Ему было неважно, слушает ли Яна его, он просто говорил о том, что терзало его душу. — Алина была самым светлым человеком на этой планете. Своей невинностью и искренностью она лечила души. Она была всегда слабой морально, но всегда была счастливой. Я всегда не понимал: почему слабые так счастливы? — он немного засмеялся и развел руками в стороны, улыбаясь, а Яна не смела улыбаться. Почему, она не знала. Ей казалось, что это в тот момент стало б ее грехом. — А потом Алина влюбилась, и ее использовали, чтобы забыть другую, и выбросили, подобно маленькому котику. Теперь она в больнице, у нее начались проблемы с сердцем, — Чижов ударил по клавишам и они издали неприятный режущий уши звук, от которого девушка содрогнулась. Он хотел и жалостливо плакать, и метать, и рвать все. — Ян, — ее имя вызвало у нее мурашки. Еще никто не говорил его так. Так осторожно, так жалостливо, так чувственно, — почему этот мудак еще жив, если она почти мертва? — он словно провыл эти слова. Тарас не плакал, но эти слезы душили его изнутри, заливая соленой водой легкие, сердце и мозги. Все топилось в безграничной боли. Все умирало. — Где, черт возьми, эта справедливость?
— Справедливости нет, — твердый голос без капли сомнения и нечего не выражающие глаза заставили тело Чижова пронять дрожью. Как легко она это сказала, — есть только безграничная власть, — без капли сомнения, но уже с интонацией сказала Яна. Теперь она поймала взгляд парня и держала его прикованным к своим глазам и губам. Пусть смотрит. Пусть понимает. — Кто подохнет в деньгах, — Тарас все также внимательно смотрел на губы девушки, не оборачиваясь и вслушиваясь в каждую нотку ее голоса. Каждое слово, которое так легко вылетало со рта Рыбаковой, проливало свет на тьму, меняя многое в жизни этого маленького парня (!), — тот и будет играть за проигравшую масть, — интригующий шепот придавал этой незабываемой атмосферы этим словам. Яна не помнила, где выучила эти строчки. Было чувство, будто она знала их всю свою жизнь.