Девушка поворачивается к маленькому столику и видит письмо. Белой конверт лежит на столе и Яна бы его даже не заметила, если б не с краткая и очень лаконичная фраза: «Маленькому солнышку». Именно так называл ее отец раньше. Подбежав, Рыбакова начинает осторожно разрывать конверт, пытаясь унять дрожь в руках.
«Здравствуй, моя маленькая девочка!
Хотя сейчас мне кажется, что ты совершенно не маленькая, а уже взрослая и состоявшеяся личность. Надеюсь, у тебя все хорошо, и ты продолжаешь заботиться о маме и брате, как делала это несколько лет назад. Также я буду искренне верить в то, что ты не предаешь себя и свои правила…»
Яна закусывает губу и немножко, совсем чуть-чуть, сминает края письма. Знал бы ее отец, как подло она вела себя еще полгода назад, он бы точно отказался от нее. Ведь тогда она предала все свои идеалы, пошла на поводу у окружения и стала монстром. Стала той, кем хотела меньше всего быть в детстве. Алексей никогда не говорил дочери, что не нужно общаться с курящими и пьющими людьми, он просто повторял, что ей не стоит поддаваться тем людям и пытаться из себя слепить кого-то другого даже ради авторитета и власти.
«У меня, я думаю, сейчас все хорошо, поэтому за меня не беспокойся. Не забывай кушать и помни — ты должна питаться не меньше четырех раз в день. Ты и так красивая, поэтому и сама знаешь, что никакие диеты тебе не нужны. Не убивай себя ради внешности, моя дорогая. И обязательно надевай перчатки и шапку, ведь я знаю, как ты ненавидишь их…»
Алексей еще с самого начала понял, что головные уборы и такое, как перчатки, его дочка ненавидит. Она часто спорила с отцом, что она чувствует себя неудобно в этих вещах. А суть в том, что он верил, ведь в какой-то мере знал — таким образом это сковывает ей голову и руки. Яна не может делать две самые важные вещи: думать и действовать.
«Если ты получила это письмо, я уже наверняка не с вами… не с тобой. Честно говоря, я знал… Я знал, что мне осталось совсем немного. Я услышал это ночью. Врачи разговаривали и не заметили, как я проходил мимо, или просто не хотели заметить. Услышав фразу «…ему недолго осталось…», я вернулся в комнату и заплакал, ведь я так не хотел терять вас».
Секунда — и из груди девушки вырывается всхлип. Чертова больница. Чертовы врачи. Яна никогда даже не думала, какого это: знать, что скоро умрешь. И что бы она делала, если б знала, что скоро потеряет все? Рыбакова сжимает до боли в пальцах концы письма и прикусывает губу. Она понимает, что слезы уже не остановить, поэтому позволяет им просто течь по щекам, оставляя влажные следы.
«И мы часто смотрели фильмы, где люди узнавали о таком же. Они сразу же бежали делать разные необдуманные вещи, но я скажу тебе, что это — ложь. Когда ты узнаешь, что скоро умрешь, ты начинаешь хотеть жить. А не хотеть сделать все невозможное за одну ночь. В этом и разница между реальностью и миражом. Мы уже не хотим кем-то становиться. Мы хотим просто быть тем, кто мы есть. Мы понимаем, что уже поздно. Нужно просто быть собой. До последнего вздоха. До последней улыбки. До последнего взгляда. До конца.»
Плечи девушки дрожат, и она улыбается горько. Вот подлые лгуны. Папа ей сам расскажет истину, не нужны ей какие-то фильмы. Продолжать читать очень сложно, ведь глаза продолжают слезиться, и все идет словно кругом и очень нечетко. Будто она за секунду потеряла зрение. И отца.
«Будь счастлива, солнышко! Улыбайся, плачь и главное — живи так, как тебе бы хотелось самой. Не нужно быть сильной или слабой, просто будь собой — и тогда ты будешь счастлива! Удачи, Яна. И не забывай меня!»
— Я буду, папа, — Яна улыбается, но слезы продолжат течь по ее щекам, лаская кожу. Девушка аккуратно кладет бумагу обратно на стол, и в следующий момент ее тело содрогается от истерики. Она плачет навзрыд, не успевая даже дышать, хотя сейчас Рыбаковой кажется, что ей и не нужен воздух.
Сейчас она будет биться в истерике и громко рыдать.
А потом выйдет на улицу, улыбаясь, и будет счастлива.
Потому что она обещала это многим.
И она обещала это себе.
*
Свежий ветер подхватывает темные волосы девушки, словно убаюкивает их. На улице довольно прохладно, хотя снега уже нет. Несколько дней назад подряд была плюсовая температура, поэтому это и неудивительно. Большие бетонные блоки разной формы стояли по кругу, немного отделяя эту территорию. Они не были очень низкими, но и недостаточно высокими, чтобы на них нельзя было сесть. Также это место отделяли от школы большие деревья и несколько гаражей. Школа находилась недалеко за городом, фактически в лесу, а в таких зданиях стояли какие-то старые вещи со школы и даже старая машина директора. Это место называлось «Курилка». На этой площади курили все, даже самые послушные отличники. Те, кто имел больше власти, дымили в некоторых кабинетах и на крыше школы, ну, а те, кто не имел привилегий, попыхивали здесь.
Яна не курила, она просто хотела посидеть в тишине, и сделать это можно только сейчас. Девушка просто не хотела больше находиться в душном актовом зале, терпя громкие звуки, сливавшиеся в монотонный шум. У нее совсем чуть-чуть болела голова от долгого плача, но она не жалела, ведь с этими слезами ушла и вся боль. Ближайшие несколько недель она будет скучать по папе немножко меньше. И Рыбаковой даже не было стыдно, что оставила там Свету одну. Тем более, блондинка поймет, что ее подруге просто было жизненно необходимо выйти на улицу.
Темноволосая так задумалась, что даже не замечает как к ней подходит мужская фигура. По сути, она здесь никого не видела, поэтому сначала ей даже кажется, что это галлюцинации, но потом девушка крепко цепляется взглядом фигуру.
— Привет, — напротив нее стоит ее друг. Тот юноша, с которым она обсуждала любимые фильмы, тот человек, который так смешно шутил, тот парень, который чуть не изнасиловал ее несколько дней назад. На лице Артема красовалось несколько царапин и синяки. Но сказать, что это портит его, значит — солгать. Мечников продолжал быть таким же красивым, даже когда хромал на правую ногу. — Я… — парень замолкает, внимательно наблюдая за тем, что девушка не вскакивает и не бежит от него или даже не пытается его остановить. Она просто смотрит. Так пронзительно смотрит, что даже мурашки бегают по коже. Он останавливается на расстоянии вытянутой руки. Ее вытянутой руки. А это всего лишь несколько десятков сантиметров. Очень мало. — Я мудак, Ян, — парень улыбается, но Рыбакова видит, как горчит его взгляд и как ему тяжело. Девушка вымучено улыбается, опуская глаза. Да, она полностью с ним согласна.
— Когда это все началось? — Рыбакова говорит это тихо, но не шепотом. Она не поднимает глаз, а Артем, словно забывает, как дышать. Его подруга, которую он так любит, не хочет на него даже смотреть. Парень прекрасно помнит, как Яна говорила ему — если она не смотрит на человека, значит, ей даже противно его видеть. После этих слов, он поставил себе цель: не делать ничего такого, что могло бы обидеть его девочку. Артем не выполнил своего обещания, он предал себя же. — Просто… — она замолкает, привлекая его внимание, и парень начинает еще сильнее въедаться в ее хрупкую фигуру взглядом. Пусть продолжает, ведь ему так важно, что она сейчас скажет, — я пытаюсь найти оправдание тому, что ты хотел сделать, — Яна говорит эти слова хоть и тихо, но так уверенно, что у него выходит весь воздух из легких, словно кто-то ударил его в солнечное сплетение. Насколько же эта девочка невероятна. Он сделал то, за что можно убить, а она ищет объяснение этому поступку.