— Послушайте, господин полковник, — проговорил он тихо, и голос его дрогнул. — Может быть, лучше, если меня расстреляют… Да, лучше для меня.
— Не дурите. Ведь вы хотите жить.
Я заметил, как по его щеке скатилась слеза.
Мне стало смешно: сколько лет там, в фашистских казармах, этих молодчиков учили пренебрежению к жизни! Но они научились пренебрегать чужими жизнями, а не своими.
Человек на войне неизбежно обнажает собственную сущность. Какой-нибудь ярый крикун, смотришь, оказывается трусом, а скромный, неприметный солдат — героем. Я все время присматриваюсь к людям и все время как бы открываю их. Присматриваюсь и к нашим десантникам и радуюсь их сплоченности, мужеству, благородству. Беседую с пленными, и они тоже дают материал для размышлений.
Психология гитлеровских солдат и особенно офицеров носит след довольно примитивного штампа. Вот они добрались до Киева, безнаказанно грабя и убивая. Чем более легок был их путь, тем меньше раздумывали они над собственными поступками и над целями развязанной их главарями войны. Захватывая наши города и села, они безобразничали на каждом шагу, демонстрируя дикое арийское хамство и свинство.
Но стоило этим «лыцарям» получить под Киевом несколько назидательных уроков, стоило увидеть груды трупов своих однополчан, как их спесь, ханжество и глупое позерство стали таять, и весьма быстро, Ясно, что чем сильнее мы будем их колотить, тем быстрей приведем в чувство.
Я не хочу преувеличивать: успех наших войск под Киевом в период его обороны — это лишь капля в огненном море Великой Отечественной войны. Но и эта капля — слагаемое нашей победы. Этот успех ценен и памятен тем, что он был одним из первых. Привыкший легко захватывать целые страны, гитлеровский зверь здесь впервые выщербил себе клыки.
И было радостно воочию убедиться, что матерые фашистские ландскнехты умеют не только с гиком и ревом идти на штурм, но и пятиться, и отползать, и знают толк в беге.
К середине августа нашим соседом стала вновь сформированная стрелковая дивизия, которой командовал полковник Г. П. Панков. Это было отрадное событие — наши десантники торжествовали. Но еще более радостную весть сообщил мне полковник Потехин.
Мы встретились в час затишья. Едва взглянув на полковника, я сразу понял: случилось что-то важное и хорошее. Глаза его блестели, он потирал руки, покачивал головой.
— Поздравляю. От души поздравляю, Александр Ильич…
— Кого и с чем?
— Собственно, поздравляю и вас, и себя… А с чем — сейчас, дорогой, объясню.
Выдержав паузу, он заговорил доверительно, негромко:
— В полосу дивизии, на участок вашей бригады, прибывает артиллерия, которой ни я, ни вы еще не видели. Эта артиллерийская система совершенно секретна, и в нашей армии она впервые будет применяться. Говорят, мощность разрыва снаряда — колоссальной разрушительной силы. Один залп — восемь снарядов… Она может стрелять и отдельными снарядами, и сразу восемью. И еще говорят, что летят эти снаряды с таким оглушительным ревом, что неизбежно вызывают в стане врага панику. Предупредите бойцов, чтобы они не опасались этого рева!
Мне хотелось обнять и расцеловать полковника за эту весть. Боевые реактивные машины БМ-8, которые советские воины любовно назвали «катюшами», впервые были применены летом 1941 года. Они наносили массированные удары по противнику и позволяли в короткие сроки обеспечивать огнем боевые действия войск. О том, насколько эффективным и внезапным для врага явилось применение боевых машин реактивной артиллерии, свидетельствовали сами фашистские главари. В приказе по войскам немецкого верховного командования от 14 августа было сказано:
«Русские имеют автоматическую многоствольную огнеметную пушку. Выстрел производится электричеством. Во время выстрела у нее образуется дым. При захвате таких пушек сообщать немедленно».
Фашистское командование требовало от своих вояк невозможного. Захватить «катюшу» они, конечно, не могли. Первый залп реактивной артиллерии по боевым порядкам врага, произведенный под Киевом, в Голосеево, вызвал полную растерянность и панику в стане противника.
Я успел сообщить командирам батальонов о возможном применении на нашем участке фронта новой артиллерии. Однако, ведя бой, не все они успели предупредить об этом личный состав.
Ночью, когда противник опомнился от наших ответных ударов и стал окапываться вблизи сельхозинститута, «катюша» дала свой первый «концерт».
Незабываемое зрелище! Огромные пылающие факелы с воем и грохотом взмыли над лесом, перекинулись на позиции врага, неистовым пламенем обрушились на фашистские окопы. Это было похоже на сейсмическую катастрофу; будто в лесу вдруг разверзся кратер вулкана и раскаленные ядра его неизбежно должны были все испепелить. Наши воины, которых не успели предупредить, были ошеломлены бушующим огненным шквалом.