— Скажи, Лерочка, а кем ты работаешь? — вдруг интересуется женщина и впервые задерживает на мне взгляд.
— Журналисткой. — отвечаю я, не понимая какое это имеет отношение к делу.
Она выпрямляется, нервно берёт кружку и делает два громких глотка. Я буквально слышу, как жидкость бежит затем по пищеводу.
— Теперь понятно! — сухо констатирует она, как только с силой ставит кружку обратно. — Решила нажиться на нашем горе?
— С чего Вы взяли? — удивляюсь я.
Я непонимающе хлопаю ресницами. Но вскоре начинаю подозревать, что ей так не нравится. Прежде, чем успеваю пояснить свои действия, Елизавета Аркадьевна додумывает всё за меня и расставляет по полочкам где-то в собственной вселенной.
— Думаешь, я поверю, что ты решила раскапывать подробности его гибели по доброте душевной? — с отвращением заявляет она. — Напишешь потом статью? Или ещё что-то… — Елизавета Аркадьевна вдруг вздрагивает, словно её осенило. — Может, и сюда пришла, чтобы разнюхать больше информации? В нашей семье произошло горе, а ты лишь делаешь ещё хуже! Сама не разговаривала с Германом столько лет, и вдруг проснулось желание проявить сознательность! Он мёртв, и никакие подробности этого не изменят. Я не хочу даже думать об этом, и как мой мальчик страдал! Если у тебя есть хоть капля совести, ты оставишь его в покое!
Она на мгновение замолкает и наполняет лёгкие воздухом. Я молча слушаю.
— Убирайся из моего дома! — требует женщина и выразительно указывает на выход. — И никогда больше не приходи!
— Хорошо! — проглотив тугой ком в горле, соглашаюсь я. — Спасибо за чай.
Встаю, но ощущаю себя так, словно поднялась лишь моя душа, а тело осталось сидеть на твёрдом табурете. В дверном проёме поворачиваюсь к Елизавете Аркадьевне, зная, что она не станет меня провожать. Она опустила голову на согнутую руку: острый локоть глядит в сторону кухонного гарнитура. На меня больше не смотрит.
— Я не хотела Вас расстраивать. И не собираюсь писать никакие статьи! — с сожалением говорю я. В холодной и тихой квартире мой голос звучит слишком громко. Через секунду слышу кряхтение в большой комнате: вероятно, крики Елизаветы Аркадьевны разбудили её мужа. — Наверное, это просто мой способ искупить вину перед Германом за годы молчания, пока он тянулся ко мне. Его не слышали при жизни, но я добьюсь, чтобы услышали после смерти. Главным образом, все кто был ему дорог. Надеюсь, это принесёт его душе покой.
Я покидаю квартиру в расстроенных чувствах. Елизавета Аркадьевна так и не вышла из кухни. Пока спускаюсь по лестнице, прокручиваю в голове её слова. Следовало ожидать подобной реакции. Не всегда правда приносит облегчение. Да и нет ещё никакой правды, только мои догадки… Следовало подождать, пока не соберу больше информации. В итоге только сделала хуже.
За рулём мне становится тяжелее. Всю дорогу упрекаю себя за необдуманный шаг. Мнимое благородство… Не зря говорят, что нельзя лезть в чужие проблемы. Вот куда ты полезла, Лера?!
Настроения нет, но заезжаю в магазин, чтобы не приставали с вопросами, где я была на самом деле. В итоге это оказалось ошибкой. С эмоциями справляться получается плохо, и я на автомате беру вместе с каким-то печеньем и бутылкой молока пачку сигарет. Выкладываю за них целую сотку. Немного подумав, беру на кассе ещё мятную жвачку.
Закуриваю почти сразу, как выскакиваю на улицу: впервые за девять лет. Ощущения странные, мне сразу ударяет в голову. Но после нескольких затяжек нервы немного успокаиваются. Теперь всё не кажется таким ужасным.
Перед тем, как сесть в машину, я выбрасываю в мусорное ведро бычок и отправляю в рот сразу два квадратика жвачки. Мята приятно освежает язык. Но на душе остаётся так же затхло и паршиво.
7. Кладбище
Я безмолвно стою напротив свежей могилы и растерянно гляжу на табличку с именем Германа. Найти её оказалось непросто: без посторонней помощи я обошла старое кладбище вдоль и поперёк, пока случайно не наткнулась на нужную могилу где-то на самом отшибе. Здесь рядом овраг, куда скидывают старые венки и выцветшие искусственные цветы.
На могиле почти нет цветов: только сырая вскопанная земля и деревянный кол, на который и прибита скромная табличка. Мой взор приковывает дата: 10 сентября 2022 года. День, когда его не стало.
Сегодня серо и хмуро, но на мне надеты солнцезащитные очки. Они скрывают последствия бессонной ночи. Я видела жуткие кошмары, которые и сподвигли меня спонтанно навестить старого друга. Возможно, в первый и последний раз.
Поблизости никого нет. Меня это утраивает. Спокойно достаю из кармана пачку сигарет и зажигалку. Через минуту прикуриваю и выдыхаю облако дыма. Невольно вспоминаю, как мы с Германом впервые попробовали сигарету. Одну на двоих. Да, он никогда не был абсолютно идеальным, как считают его родители. Я тоже не была. Просто обоим было интересно почувствовать себя взрослыми. Я продолжала с тех пор загонять себя в омут вредной привычки. А Герман не стал: не понравилось.
И теперь я выпускаю в памятную табличку очередной столб дыма, как бы напоминая ему о старых временах. Хочу что-то сказать, но не уверена, что он меня услышит. Вместо этого достаю из кармана одно из нераспечатанных писем. Слишком долго я откладывала их в дальний ящик. Выразительно трясу конвертом в воздухе.
— Герман, если ты меня слышишь, прости, что пропадала столько лет! — неуверенно произношу я, чувствуя себя полнейшей дурой. Виновато смотрю на конверт с моим домашним адресом в Таганроге. Невольно вспоминаю, что письма перестали приходить сразу после переезда со старой съёмной квартиры. Он вполне мог присылать ещё, но я уже никогда их не прочитаю. — Вот, решила наверстать.
Выдерживаю паузу, словно ожидаю получить какой-то знак. Со всех сторон меня окружают ухоженные могилы с красивыми памятниками. Надеюсь, Герману тоже сделают. Он заслуживает большего, чем простая табличка.
Неспешно разворачиваю письмо, датированное 2016 годом, и начинаю читать, пока в руке тлеет выкуренная наполовину сигарета:
«Жить в мире и ничем не обозначить своего существования — это кажется мне ужасным» (Николай Гоголь).
Не хочу жаловаться тебе на жизнь и никоим образом вызывать чувство жалости по отношению ко мне. Ты не ответила на моих два последних письма. Мы оба понимали, что этот момент когда-нибудь настанет. Невозможно поддерживать регулярную связь, когда на самом деле нас больше ничего не связывает. Вероятно, это моё последнее письмо.
Я устал жить в прошлом, а для будущего не хватает смелости. В последний раз случайно виделся с твоим отцом месяц назад. Он заходил ко мне за мясом. Я тогда продал целых два килограмма свежей свинины и штук шесть куриных окороков. Он говорил, у тебя всё отлично, встретила хорошего парня. Уже тогда я почему-то подумал, что на этом будет всё.
Хочу, чтобы ты знала: я искренне рад за тебя и надеюсь, что твоя жизнь сложится удачно. Я всегда считал, что у тебя красивая улыбка. Улыбайся почаще, даже когда очень грустно. В любом случае, я всегда буду готов тебя поддержать. Даже если мы не будем общаться долгие годы.
У меня тоже появилось новое увлечение, и это история города. Ты знала, что в Мортиморе на самом деле происходило много исторических событий? Не настолько масштабных, чтобы заносить в учебники по истории. Даже в сороковые года, во время войны, немцы обошли его стороной, будто вовсе не заметили. А вот Таганрог провёл в оккупации практически два года. Южный город тогда не приносил своим жителям солнечный свет и тепло. Теперь они отмечают день освобождения города 30 августа.
Для мортиморцев же самым значимым событием остаётся фермерская ярмарка, приуроченная к дачному сезону. Для тех, кто всерьёз занимается земледелием, есть возможность похвастаться своим урожаем и подзаработать. Мы не раз посещали с тобой это мероприятие. Теперь я сам продаю картофель, яблоки и морковь, которые выращивают родители. Отличный вариант сбыть лишнее и пополнить карманы.
Помимо этого в Мортиморе происходили пожары где-то в двадцатых годах прошлого века. Они напоминали по масштабам Великий лондонский пожар, охвативший центральные районы Лондона в начале сентября 1666 года. Всё происходило также, по чистой случайности. Но с нашим домом связаны и более тёмные события. Не буду портить тебе этим настроение. Если когда-нибудь заинтересуешься историей города, узнаешь много интересного. Может хватить на целый цикл статей.