— Какой ты красивый! — неожиданно для себя самого однажды вскрикнул Петр Иванович, заметив ввалившиеся глаза, бледные щеки своего тезки.
Озорная улыбка пробежала по лицу младшего. Сощурил глаз и, будто не обращаясь ни к кому, ответил:
— Чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться?
— Это ты к чему? — опешил старик.
— Насчет красоты… Поглядели бы вы, товарищ начальник, в зеркало… Соревноваться с вами могу… Тоже, лучше не надо…
— Думаешь? — растерялся старик.
— Вижу, Петр Иванович.
Старик махнул рукой:
— Нам с тобою не жениться. Ладно и таким. Фронт бы вовремя обеспечить нашей продукцией, вот что важно.
В августе Петр Иванович-младший пришел в закуток к старшему. Тот заметил в глазах тезки необычный огонек, как будто произошло что-то большое, а может быть, даже торжественное. Тепло спросил младшего:
— Сказать что-то хочешь?
— Очень хочу.
— Садись… Поговорить по-людски и то некогда.
— Не могу сидеть.
— Волнуешься?
— Не знаю… Может, и так.
— А ты спокойнее… Ну и в чем дело?
— Вчера, Петр Иванович, меня приняли в комсомол.
Мастер опустил очки, положил обе руки на плечи мальчика, глубоко, серьезно посмотрел ему в глаза и сказал:
— Честным будешь. Верю в тебя.
— Я, Петр Иванович, хотел согласовать с вами одно дело.
— Ну?
— Решили мы с ребятами мою бригаду перевести на фронтовую и дать обязательство выполнять все задания не меньше как на 180 процентов… Прошу принять нашу заявку, — он подал мастеру свои обязательства.
Петр Иванович посмотрел листок, подумал, спросил:
— А Медведев как?
— Не пойму… Комсомолец, а нас сторонится, разговаривать не хочет со мной…
— А с комсомолом согласовал это? — переспросил мастер.
— Да. Мне предложили перейти с бригадой на «фронтовую» и вызвать на соревнование другую такую же бригаду. Какую — не знаю еще…
— Может, Медведева?
— Не пойдет у нас дело с ним, Петр Иванович. Он глядит на меня, будто враг я ему, выскочкой хочу быть… В таком разе у нас не соревнование будет, а склока… Толку что? Говорят, хорошая бригада есть в сборочном цехе, может, ее мне вызвать? Там такие же, как и мы.
— В добрый час, — похлопал по плечу младшего старший… — В добрый час, а что касается меня, так всегда помогу…
В тот же день вечером в цехе впервые вышла «Молния». В ней говорилось о создании новой фронтовой бригады в цехе, что эта бригада вызывает на соревнование такую же бригаду из сборочного цеха и что 21 августа в помещении комитета комсомола назначается встреча обеих бригад для обсуждения условий соревнования.
«Молния» призывала молодежь:
«Организуйте комсомольско-молодежные бригады! Своей замечательной работой старайтесь завоевать почетное место на заводе».
Листовка кончалась стихами:
Трудно забыть Петру Самойлову и его бригаде этот день двадцать первого августа, когда они прямо из цеха после работы вместе с Петром Ивановичем и представителями молодежи цеха прошли в помещение комитета комсомола, где их ожидала бригада сборочного цеха, тоже во главе со своим начальником.
Расселись по разным сторонам комнаты, не соприкасаясь, не вступая в разговоры, как будто собрались две враждующие стороны. Петр Иванович-старший подсел к столу секретаря комитета комсомола и что-то подсчитывал на листке бумаги. Петр Иванович-младший шептался со своими друзьями. В сторонке, в полутемноте сидел Медведев, равнодушный ко всему, не связанный ни с кем. Бригадир сборочного цеха Андреев переговаривался со своими ребятами. Видно было, что обе бригады волнуются и не могут скрыть своих чувств, а может быть, не знают, как начать разговор, встречу.
Но вот поднялся со своего места секретарь комитета комсомола, вышел на середину комнаты, где стоял длинный стол, покрытый синим тяжелым сукном, улыбнулся дружески всем, как старый знакомый.
Разбросил руки, как бы приглашая тех и других к столу.
— Что ж, товарищи бригадиры, будем начинать. Прошу, товарищ Самойлов, сюда, на эту сторону стола со всеми членами бригады, а вас, товарищ Андреев, сюда.
Поднялись бригадиры, поднялись члены бригад, все такие же неуверенные, не знающие, что делать дальше. Секретарь взял бригадиров за руки, сблизил их, сказал: