Газеты, радио говорили об одном: советскими войсками закончено окружение немецких войск возле Сталинграда. Враг понес огромные потери и начал отступление на запад…
— Как? — с сияющими глазами, собрав свою бригаду, почти кричал бригадир. — Как, говорю, ответим на это дело?
Подошел начальник цеха.
— Чего митингуешь? — Вид суровый, а под усами улыбка.
— Спрашиваю ребят: ответим или нет на Сталинград?
— Без этого понятно, — послышался голос.
— Не сомневался, — кивнул в его сторону Чугунов. — Сколько вчера было?
— 201.
— Значит?
— Сколько? — повернулся к своим ребятам бригадир.
— 230.
— Крепко?
— Крепко.
— Товарищ начальник цеха, примите заявку.
— Есть, товарищ бригадир.
Петру Ивановичу хотелось рассмеяться, уж очень серьезно ведется разговор, и нельзя: обида будет. И он — шестидесятичетырехлетний старик — должен выдерживать такой разговор — с кем? — с мальчишкой четырнадцати лет. А вид у него… Вихры всклокочены, глаза горят, весь в движении…
И все же Петр Иванович замечает, что мальчишка устал, ему надо отдохнуть, подкормиться… И остальные ребята такие же уставшие, переутомившиеся. Ясно, что все недоедают, недосыпают, а полны азарта, устремления вперед. Нелегко дается им соревнование со сборщиками. Приходилось отдавать производству последние силы, часто забывая об отдыхе. И все же в первый месяц перевес оказался на стороне сборщиков.
— Как? Как, я вас спрашиваю, сдавать станем, — поднялся бригадир.
И сам испугался возможного ответа: он видел, что ребята устали, из них ничего нельзя уже больше «выжать». И продолжал сниженным голосом:
— Подумать надо, ребята. Может быть, мы чего-нибудь не доглядели. А это задерживает работу.
Ребята разошлись по станкам.
А через два дня бригадир ходил сияющий:
— Перевысили, ребята! Не сдать бы только дальше.
Видимо, что́-то нашли, даже сами не могли сказать, что, но работа вдруг сдвинулась с места и общим потоком пошла значительно успешнее, без особых усилий, напряжений. А еще через несколько дней бригада Петра Самойлова далеко опередила сборщиков и закрепилась в своей выработке. В начале октября она закончила годовой план.
Так было. А в дни победы у Сталинграда бригада Петра Самойлова несколько дней подряд вырабатывала по 241 проценту.
По всем цехам висел приказ Сталина, отпечатанный крупными буквами на огромных листах бумаги:
В РЕЗУЛЬТАТЕ ДВУХМЕСЯЧНЫХ НАСТУПАТЕЛЬНЫХ БОЕВ КРАСНАЯ АРМИЯ ПРОРВАЛА НА ШИРОКОМ ФРОНТЕ ОБОРОНУ НЕМЕЦКО-ФАШИСТСКИХ ВОЙСК, РАЗБИЛА СТО ДВЕ ДИВИЗИИ ПРОТИВНИКА, ЗАХВАТИЛА БОЛЕЕ 200 ТЫСЯЧ ПЛЕННЫХ, 13 000 ОРУДИЙ И МНОГО ДРУГОЙ ТЕХНИКИ И ПРОДВИНУЛАСЬ ВПЕРЕД ДО 400 КИЛОМЕТРОВ. НАШИ ВОЙСКА ОДЕРЖАЛИ СЕРЬЕЗНУЮ ПОБЕДУ. НАСТУПЛЕНИЕ НАШИХ ВОЙСК ПРОДОЛЖАЕТСЯ…
Петр Иванович-младший слышал этот приказ по радио, читал в газете, на улицах города и все же не мог спокойно проходить мимо плакатов, развешанных по заводу.
«Наступление продолжается, — в десятый раз повторял он про себя эти слова и улыбался своим мыслям. — Продолжается… Хорошо. Придумать бы что-нибудь такое… Изобрести бы какую-нибудь необыкновенную машину, которая, скажем, одна работала бы за целую бригаду…»
Но ничего такого не придумывалось, а тут окликнул его начальник цеха, посадил на табурет и, не глядя на него, спросил:
— Вот что, Петр Иванович (начальник цеха звал его так с момента подписания договора со сборщиками), кто бы мог заменить тебя в бригаде, если, скажем, ты вдруг завтра заболел?
— Сашок. Деловой парень.
— Ладно… Так вот, считай, что ты завтра заболел.
— Это как? — поднялся с табуретки бригадир. — Вы что, кудесник?
— Кудесник!.. На день вперед могу видеть…
Петр Иванович-младший сразу обратился из бригадира в обычного мальчишку с широко открытыми от удивления глазами и даже ртом.
— Ох, Петр Иванович, чудите однако?
— С чего мне чудить? Говорю, что вижу.
— Значит, я завтра заболею? — уже с некоторой тревогой переспросил его младший.
Петр Иванович усмехнулся, почесал пальцем под усом.
— Я сказал тебе: считай, что заболел… Понимаешь?
— Ну?
— Вызывают меня завтра по делам на весь день, и кто-то должен будет меня заменить в цеху?
— Медведев. Он бригадир и самый старший из нас.
— Думаешь?
— Он это сможет, раз самый большой в цехе.
— Кулаком, что ли, испугает?
— На это он не пойдет.
— А все же я думаю тебя оставить.
Петр Иванович-младший осмотрелся кругом, как бы ища спасения, и вдруг рассмеялся.