— Вы не договорили мне, как добрались до дому после побега, — напомнил я, когда он замолчал.
— О, это долго рассказывать. Пришлось пройти почти всю Германию, Австрию. Побывал в Италии. Прекрасная страна! Но собак хороших там нету, — добавил он серьезно. — Народ живет бедно, где уж там собак держать!
Дальнейшая беседа была прервана появлением дежурного, который с середины зала громко прокричал:
— Выводить собак! Выстраиваться!
Эрделист стал отвязывать Риппера, я поспешил за своим Джери.
Закрытие выставки ознаменовалось парадом всех участников. Это было зрелище, какого, вероятно, не видел еще ни один город. Около полутысячи собак с их проводниками выстроились на зеленом поле стадиона. Пришли десятки тысяч зрителей. Просторный стадион не мог вместить всех желающих.
После разговора с эрделистом настроение у меня резко изменилось. Еще полчаса назад я готов был считать себя чуть ли ни несчастнейшим человеком на всем земном шаре (и все из-за Джери!), — теперь успокоился и почти перестал думать о провале Джери, мысли приняли другое направление. Неудача? Какая же неудача, если я узнал столько нового для себя?! Увидел Москву, приобрел новых друзей — таких интересных, бывалых людей, снова расширился мой кругозор, и это — неудача?! Нет, нет, я вновь был в отличном расположении духа, вновь видел мир таким, каков он и есть, — то-есть, полным заманчивых перспектив и непрерывного стремления вперед. И частью этого мира в данную минуту был для меня яркий, многокрасочный парад.
К началу парада над стадионом появился дирижабль. Гудя, как шмель, он стал кружиться над полем, поблескивая на солнце алюминиевыми боками. Затем снизился, из него неожиданно вывалился комок, который распался в ту же секунду на тысячи снежинок, и крылатые листовки закружились над головами людей.
Собаки, звеня цепями, зашевелились, забрехали. Протяжный окрик команды донесся с правого фланга. Парад начался!
Собирая за собой тысячи зрителей-москвичей, мы продефилировали по стадиону, потом, вытягиваясь длинной вереницей, покинули его и направились к Центральному парку культуры и отдыха имени Горького, расположенному напротив. Когда вереница людей и животных пересекала улицу, остановились все трамваи, автомобили, на некоторое время прекратилось даже пешеходное движение. Публика шпалерами выстроилась по обеим сторонам шествия. Особенно большой восторг и любопытство проявляли ребятишки. Уже когда мы были в парке и двигались по его зеленым нарядным аллеям, юные москвичи, охваченные возбуждением при виде столь невиданного зрелища, вскакивали на скамейки, перепрыгивали через ограждения газонов, рискуя попасть на зубы какому-нибудь свирепому псу, лезли под ноги идущим.
Мы промаршировали в самый конец парка; громкие выкрики дежурных заставили зрителей отхлынуть на высокий зеленый пригорок. Показался взвод красноармейцев; рядом с каждым бойцом бежала собака. На всех бойцах были зеленые прорезиненные комбинезоны, шлемы с красными звездами нахлобучены на очкастые респираторы. У каждой собаки под высунутым языком также виднелась маска, но еще не надетая на голову.
Взвод спустился по пригорку в низинку, пересек ее наискось и выстроился на берегу Москва-реки. Расстояние было большое, — издали фигуры людей казались игрушечными, а собаки — совсем букашками.
Командир взмахнул рукой. Зеленые фигурки наклонились и надели на животных противогазы. Со стороны медленно наползало, чуть колеблемое ветром, белое смрадное облако. Через минуту оно закрыло людей в зеленых комбинезонах и стало медленно затягивать реку. В последний момент, как между двумя створками еще не успевшего закрыться занавеса, зрители увидели, как люди у реки один за другим взмахнули руками. По этому сигналу неуклюжие, но подвижные резиновые комки с четырьмя отростками вместо ног рванулись с места и исчезли в молочном тумане.
Секунда... другая... третья... Затаив дыхание, зрители на пригорке ждали. Облако тихо клубилось и медленно текло по низине.
Но вот из молочной мглы выпрыгнул резиновый шар. Нелепо взмахивая отростками лап, он подкатился к вожатому, стоявшему под пригорком, и сел у его ног, тяжело вздымая боками и чуть вздрагивая резиновой выпуклостью на том месте, где полагалось быть хвосту. Выкатился второй шар, за ним третий...
Боец раскрыл портдепешник[21] и вынул донесение. Затем расстегнул застежки и растянул резиновую прорешку противогаза. Высунулась желтая кудлатая мордочка. Карие глаза с нежностью взглянули на человека. Ткнувшись носом в руку бойца, эрдельтерьер преданно лизнул ее. Тот наклонился и ласково провел ладонью по собачьей голове, затем, чуть помедлив, застегнул маску, выпрямился и быстрым взмахом руки послал четвероногого связиста прочь от себя. Резиновый шар мгновенно сорвался с места и нырнул в молочную клубящуюся мглу...
...Думал ли кто-нибудь из нас в ту минуту, что не пройдет и десяти лет, как грянет война — самая жестокая и разрушительная война, какую когда-либо знало человечество, — и тогда какой детской забавой покажется эта показательная тренировка в сравнении с грозной действительностью! Советские люди выйдут грудью защищать отечество от фашистского нашествия. И четвероногие друзья станут помогать им в этом. Вместе с солдатами Советской Армии они будут переплывать широкие реки — форсировать Днепр и Дон, Вислу и Шпрее; будут ходить в разведку, приносить под огнем противника донесения, отыскивать тяжело раненых на поле битвы; будут, ценой собственной гибели, взрывать вражеские танки; они найдут миллионы мин, заложенных врагом, спасут тысячи человеческих жизней, заслужив такое же уважение и благодарность, какую снискали собаки академика Павлова, принесенные в жертву науке.
В ГОСТЯХ У ЭРДЕЛИСТА
Мы уезжали обратно на Урал. С нами половину пути ехал эрделист — владелец Риппера. Понятно, что разговор шел опять на интересующие нас темы. Эрделист много рассказывал о своих питомцах. У нас, уральцев, они возбудили большое любопытство.
— Эрдель-терьеры, — говорил он, — отличаются необычайной храбростью. Буры, например, применяют их для охоты на львов. Эрдельки бесстрашно бросаются на африканского владыку. Они, как саранча, облепляют его со всех сторон, щиплют, кусают, и пока он возится с ними, охотники спокойно пристреливают его. Но главное — это способность эрделей прекрасно ориентироваться в любых условиях.
На войне такая собака — бесценный друг. В современном бою, при чрезвычайно высокой насыщенности огневыми средствами, очень трудно сохранить связь — средство управления войсками. Весь участок действующего фронта поливается сплошным потоком свинца и железа. Рвутся снаряды, взрывы фугасов вздымают к небу тысячи тонн земли. В этом огненном смерче обрываются кабели, скручиваются порванные телефонные и телеграфные провода, замолкают радиостанции. Человек с депешей, самокатчик, мотоциклист будут ранены или убиты. И вот здесь неоценимую услугу может оказать собака. Небольшая, защитная по окрасу, хорошо ориентирующаяся на местности и умеющая пользоваться естественными прикрытиями, приученная не бояться выстрелов и взрывов, она в критическую минуту заменит другие виды связи и сослужит службу там, где бессильна техника. Четвероногий связист, своевременно доставивший донесение, будет способствовать успеху важной военной операции.
Так говорил наш новый знакомый — Алексей Викторович, быстро сблизившийся со всей нашей делегацией.
Мы с уважением и завистью посматривали на его рыжих питомцев, которые ехали с нами в одном вагоне. С завистью потому, что на Урале тогда еще не было ни одного эрделя. Словно сговорившись, мы стали дружно упрашивать Алексея Викторовича дать для нашего клуба несколько собачек. Особенно настойчив был Сергей Александрович, видевший в таком приобретении дополнительную возможность еще шире развернуть деятельность клуба, сильнее упрочить его авторитет.